Она вонзала свой язычок на всю длину и некоторое время крутила «мельничку», размышляя. Потом подняла лицо:
«Не знаю… Они шумят, а я слушаю и знаю, что они хотят сказать мне…»
— Слушай, дерево, у тебя колготки поползли.
— А, знаю! — она равнодушно посмотрела на свои длинные ноги. — Понимаешь, в последнее время я немного болела, ну и отменила несколько свиданок. В результате — дохлый гонорар.
— Сколько?
— На круг — 58.
— Пятьдесят восемь! Слушай…
— Нет, Галыч, не обижайся, но я не возьму. Я знаю, как тебе достаются марки в этой гребаной Германии. Небось, всю попку разворотили проклятые боши?
— Ну… потрахивают, конечно. Только не боши, а чаще всякие там турки. Я же в дешевеньком, хоть и с душем.
— Хозяйка…
— Крутая лесбо, приходится ублажать. Без этого никак.
— Часто?
— Да нет… И больше демонстрации. Две девочки, коврик, само собой — секс-причиндалы.
«Глубже, девочки, глубже! На всю длину! Быстрее, айн-цвай, айн-цвай!» — это, да? — Ленка хохотнула.
— Ну… приходится вонзать. А что?
— Да чего ты краснеешь? Думаешь, для меня тут что-то новое? Может, ты воображаешь, что я не знала, чем ты с папаней занималась в сарайчике?
— В каком еще сарайчике?
— В таком… «Тачка с членом», — передразнила она голосом отца. «Ножки пошире! Поехали!»
— Ты что — подсматривала? Да?!
— Да брось ты, Галь. Полдвора подсматривало, как родной папаша мою старшую сестрицу отоваривает.
— О, Боже!
— Ты правда не знала?
— Конечно, нет! Постой-ка… Так это ты мамаше наябедничала?! Из-за тебя они чуть не разошлись, а меня из дому выпихнули? Ну ты и су-ука!
— Пдожди, Галыч, не психуй! Пойми и меня! Мне же обидно было, что он только на тебя внимание обращает, только с тобой в связывание играет!
— Да знаешь ли ты, что из-за тебя, идиотки, мать меня теперь смертным боем ненавидит?