Стив Норрис не понимал, что с ним происходит. Карьера его росла, как на дрожжах, дважды за год его повысили в должности, денег было много — куда больше, чем он привык…
«Чего ж тебе еще надо, сукин ты сын?» — вопрошал он себя, пытаясь понять причину глухой тоски, которая грызла его тем сильней, чем стабильней казалась его жизнь.
В бабах, что ли, дело?
Бабы у Стива не было; верней, их было много — содержать одну считалось скучно и накладно, и он не задумывался, так ли это. Коль уж и те, которые были у него, надоели ему пуще текилы — что уж говорить об одной?..
А ведь его бабы были лучшими телками Бронкса, — и они давали ему. Не бесплатно, разумеется. Впрочем, не будь у Стива смазливой физиономии, не будь в его повадке подкупающего аромата уверенности и успеха — фиг бы они давали ему, сколько зелени он не пихал бы им в лифчики…
Но и они надоели ему, и Стив все чаще прибегал к позорному рукоблудию. Надо найти новых, говорил он себе — понимая, что это всего лишь пустое «надо». Вокруг паслись тысячи телок — роскошных, смазливых, сисястых… и похожих друг на друга, как одна.
Брюнетки, блондинки, высокие, низенькие, полные, худощавые — что-то в них во всех было такое… как в Барби: вроде и милашки, и не похожи, и цены разные, и в то же время — все одинаковые. Штамповка.
В глубине души Стив даже знал, ЧТО в них «такого», — но глушил в себе этот голос, навязывая себе привычную мораль Нью-Йорка: «все бабы — суки». Отец, воспитавший его без матери-потаскушки, крепко внушил ему эту истину, — и все, что в нее не вмещалось, Стив объявлял для себя глупыми иллюзиями, розовыми соплями прыщавой юности, недостойными успешного мужчины.
И все было бы правильно и хорошо, если б Стив не забыл, когда он последний раз радовался.
Да еще и эта проклятая нью-йоркская мгла: не дождь, не солнце, не мокро, не сухо, а какая-то свинцовая муть везде, будто все стало черно-белым…
***
И еще эта чертова работа, думал Стив, стоя в баре. Самый горячий сезон. Бегать, ездить, летать, заключать договоры, строить из себя душку… Fuck! А завтра, в выходной — поход в этот трижды ебаный Карнеги-холл… Приезжает какая-то знаменитость, и шеф обязал всех членов совета менеджеров торчать на концерте классической музыки, на котором будут его, шефа, гребаные партнеры. Моцарт-Шмоцарт, мать его!.. Сиди, как истукан, в партере, и не пердни!..
Стив так разозлился, что залпом проглотил коктейль, который собирался смаковать весь вечер. И в этот момент увидел девушку, входящую в бар.
Каждая женщина в баре выдерживала на себе его цепкий взгляд. Стив оценивал женщин, угадывая, какой у них голос, какой характер, какая повадка, и находил в своем «знании баб» мрачное утешение. Бар был традиционным местом встреч: женщины, хотевшие новых мужчин, приходили сюда, садились за столик и ждали. Ждать приходилось недолго, даже если женщина была в возрасте: в баре всегда было людно, и на всякий товар находился свой покупатель. Это был вековой ритуал, отлаженный, как часы. Стив знал его до тонкостей, но в последнее время находил особое удовольствие в роли иронического наблюдателя-знатока. Его коллеги тусили по элитным ресторанам, но Стив все равно ходил в бар, в старый добрый Golden Feets, где глушил тоску иронией и двойным жопотрясом с содовой…
Вошедшая девушка была красива, и Стив сразу отметил это, хоть и стоял далеко от входа. По мере того, как она приближалась, Стив вглядывался в нее все более внимательно.
Вначале он понял, что она не просто красива, а ОЧЕНЬ красива. Тренированный слух Стива сразу отметил изменение тона в окружающем гуле — будто на бар надели глушитель. Затем Стив понял, что она молода; затем — что она красива не так, как обычные местные телки, а как-то совсем иначе.
Секунду спустя он понял, что девушка вошла в бар впервые в жизни. Повадка ее была неуверенно-вызывающей, движения — неловкими, хоть даже и неловкость ее была сексуальной. На ее лице Стив прочитал гремучую смесь бравады, неуверенности, азарта и детской жути.
Значит, решила подзаработать девочка, думал Стив. В первый раз, значит…
Рядом с ней освободился столик, и девушка, потоптавшись на месте, села в двух метрах от Стива. Он увидел, а точнее — почувствовал оживление в мужских рядах. Какая-то сила вдруг толкнула его вперед, и Стив подошел к девушке — неожиданно для самого себя. Он не успел понять, зачем он это делает.
— Свободно? — произнес он кодовое слово, означающее начало игры.
«Не воспользоваться таким преимуществом, черт подери…», думал он, оправдывая себя. Краем глаза он успел увидеть шевеление мужских фигур, которым не повезло.
Девушка вздрогнула, глянула на Стива, как ребенок на Бабая, покраснела, поерзала на стуле — и неожиданно громко ответила:
— А что, малыш, угостишь стаканчиком?
И покраснела еще больше.
Любой на его месте заржал бы, как конь, но Стив почему-то покраснел вместе с ней.
— Отчего не угостить? Что дама соизволит заказать?
— Ээээ… «Кровавую Мэри»! — выпалила дама, теребя руками скатерть.
Стив еще не видел таких красивых рук — с тонкими, изящными пальцами. Девушка говорила с акцентом. «Иммигрантка, думал Стив. — Понятно: к чему пропадать такой красоте? Лучше продать ее, и подороже. Скоро на этих пальчиках поселится не один бриллиант…»
— «Кровавую Мэри»? Ты уверена? Такая тонкая натура должна любить шампанское.
— У… уверена. А что? — девушка обидчиво посмотрела на Стива.
— Ничего-ничего. А может, еще и с вермутом?
— Ну да, конечно! Я… я… — и девушка нервно засмеялась, глядя на Стива сквозь растопыренные пальцы.
— Ну ладно. Одну «Кровавую Мэри» с вермутом, один Хеннесси Голд! — крикнул Стив бармену и сказал зачем-то девушке: — Не волнуйся. Все будет хорошо.
— А я и не волнуюсь! С чего это ты взял, что я волнуюсь?
— Не волнуешься?.. Ну, значит, я ошибся. Меня зовут Стив…
Он вопросительно смотрел на нее, а она на него.
— …Ну? А тебя? Как тебя зовут?
— А… что, я обязательно должна говорить?
— Хм. Я же представился? Должен же я как-то тебя называть?
Девушка взяла у бармена «Кровавую Мэри» с вермутом, поднесла ко рту, глядя на Стива сверкающими глазами, лихо глотнула — и зашлась надсадным кашлем.
— Ну! Я же говорил: лучше шампанское! — говорил Стив.
— Я… я просто подавилась! — хрипела девушка. — Зови меня… зови меня Ау.
— Ау? Никогда не слышал такого имени.
— Меня так звали в детстве. Аааааах!.. — Ау опрокинула в себя стакан «Кровавой Мэри».
С минуту ее глаза круглели так, что Стив испугался. Лицо ее, и без того розовое, стало пунцовым, будто «Кровавая Мэри» подкрасила его изнутри…
— Ну зачем же так? Такое нежное горлышко обжигать такой адской смесью…
— Плевать! К чертям свинячьим! — прохрипела Ау. Ее голос стал на октаву ниже.
— К чертям так к чертям. Но больше не пей такого. Бармен, стакан мятного! Со льдом… Ты… ты нравишься мне, Ау, — сказал Стив. — Почем нынче клубничка?
Это означало «сколько стоит трахнуть тебя?»
Обычно это говорилось позже, после обмена колкостями и любезностями, — но Стив вдруг почувствовал, что не может терпеть. Ну и ну, думал он, глядя во все глаза на пунцовую Ау, шмыгающую носом.