— Нет, — сказала Ляна, не глядя на него.
— Нет? Почему?
— НЕЕЕЕЕЕТ!!! — заорала вдруг Ляна — и прикрыла рот рукой, испугавшись своего крика.
Но было поздно: Головастиков побледнел, попятился и выбежал из конторы.
— Стой, куда? Стой! Ты… ты… ты псих, да? — Ляна ринулась было за ним, но вовремя застыла на пороге.
— Ыыыыэээ, — взвыла она, как пигалица, но тут же сморщилась: — Не реветь! Не реветь. Кузька, Кузька… — она схватила ни в чем не повинного Кузьку и минуту или две трясла его в воздухе. Кузька выл и царапался.
— Псих. Просто псих. И ты тоже, — она швырнула Кузьку в кресло, взялась за сумку и рылась в ней полчаса, пока не нашла влажные салфетки.
Подойдя к зеркалу — долго смотрела на себя, задумчиво щупая изрисованные груди и подминая их ладонями, будто взвешивая; потом долго вытиралась, размазав рисунок на щеке; потом оделась, распахнула окно, высунулась, смотрела куда-то, — и с силой захлопнула створку:
— Псих! И причем тут я? А, Кузька? — вопрошала Ляна оскорбленного котэ.
***
Наутро универ потрясли две сплетни:
— Лянка отсосала у Головастика, а тот обкончал ее с ног до головы!
Теплые мужские компании жевали эту новость на все лады. Вторая была еще невероятней:
— Головастик сидит фиолетовый на скамейке и бухает в одиночку!
Набирались группы экскурсантов, и Юрик водил их в соседний сквер, где сидел растрепанный Головастиков с бутылкой, глядя в одну точку.
— Укусила она его, что ли, за хуй? — картинно удивлялся Юрик. Экскурсанты хрюкали, прикрыв руками рты.
Встречая в коридоре Ляну, мальчики хитро подмигивали ей, а она удивленно оборачивалась. Она не знала о существовании дыры в стене, но совпадения били в суеверную жилку, и вид у Ляны был такой, будто она ждала удара в спину. И он не заставил себя ждать.
То ли добрые люди пересказали ректору новости дня, то ли в самом деле ему не понравилось, как Ляна относится к своим обязанностям в выходной, то ли что-то еще, — но без пяти одиннадцать в конторе раздался звонок, и секретарша Кира Пална сообщила в трубку, что Ляну немедленно вызывают к ректору.
Бледная Ляна заметалась, выбежала в коридор и, помедлив, заглянула в соседнюю контору:
— Ребят, у меня ЧП. Белотелов зовет. У меня к вам это… Сопроводите, а? Хоть под дверью…
— А чего это?
— Ну… не знаю. Боюсь чего-то. Он никогда еще меня не…
— Да ну, не бойсь! Ректор — друг человека. Не съест. Главное — пошире улыбайся, излучай феромоны и…
— Ребят! Я серьезно…
— Лянусик, твой недостаток в том, что ты слишком серьезна. Ступай с Богом, дочь моя, благославляю тебя на…
Но Ляна выбежала, хлопнув дверью.
Юрик смотрел ей вслед, затем подмигнул ребятам, взял мобилку и долго искал какой-то номер:
— Алë? Васильиваныч? Это Ухарев из компьютерного. Слышь, а тут Белотелов твою Ляночку вызвал на ковер. Белотелов твою Лянку на ковер вызвал, говорю! Что?.. Повесил трубку, — повернулся он к ребятам. — Упился Ромео. Пойду курну, — и вышел прочь.
Но через десять минут вбежал обратно:
— Пацаны! Идет! Быстро сюда!..
Пацаны вскочили и, пихая друг друга, побежали к приемной. Туда как раз входил Головастиков, топая, как гренадер.
Ни говоря ни слова, он шагнул мимо Киры Палны и взялся за ручку ректорской двери.
— Нельзя! Нельзя! Сказал никого не… — взвилась Кира Пална, — но Головастиков уже был внутри, хлопнув дверью.
Юрик в коридоре присвистнул, делая пацанам страшные глаза.
Вскоре ему пришлось сделать их ее страшнее, потому что из приемной донесся грохот и приглушенные крики. Через какое-то время дверь открылась, и оттуда выскочила Ляна, растрепанная, заплаканная, с черными разводами на щеках. Ни на кого не глядя, она побежала к себе в контору, застегиваясь на ходу.
Юрик переглянулся с пацанами, скорчив совсем уж страшную рожу. Прошла минута — и оттуда же вывалился Головастиков, красный, как паяльник. Не глядя на пацанов, он протопал мимо и направился к выходу, чеканя жесткий шаг. (специально для CF — candyfoto.com) Пацаны какое-то время шушукались и корчили рожи, пока из-за стены не донесся жалобный писк, и Кира Пална не хлопнула дверью, повернув замок. Следующие два дня Головастиков и Ляна дружно не смотрели друг на друга. Как назло (и как всегда бывает), все они постоянно встречались в коридоре: мрачный Головастиков, Ляна — и ректор в темных очках, прикрывших фингал под глазом.
На третий день Ляна, войдя к себе в контору, встретила жалобные взгляды теть Дусь:
— Ляночка! Золотко, мася моя! Иди, иди извинись, иди проси его, проси — хоть до вечера, но дождись, солнце, дождись… Он не откажет тебе, он к тебе хорошо относится… Надо, рыбка, надо…
— Что надо? Кого просить? — у Ляны подкосились ноги.
— Ты что, не видела внизу?..
Ляна опрометью сбежала в вестибюль. Народ, стоявший под стендом объявлений, мгновенно расточился по сторонам, делая вид, что он тут не при чем.
«В связи с тяжелыми дисциплинарными нарушениями…» – читала Ляна, как во сне, – «Василий Иванович… Ляна Эдгаровна… отчисляются…»
К стенду подошел Головастиков.
Из-за тяжелых сталинских колонн высунулись любопытные носы…
***
Какое-то время он стоял с ней. Затем, переглянувшись, они пошли к выходу. Вместе.
— Пацаны, айда за ними, — скомандовал Юрик.
Выждав дистанцию, они вышли на улицу. Парочка шла к парку, бурно обсуждая что-то и не замечая «хвоста».
Пройдя в глубь парка, они свернули с главной аллеи и направились туда же, куда три дня назад ребята привели Ляну.
— В свое логово ведет, — шепнул Юрик. — Ребяяят, а что щас будет…