– …Отойдите от нее, быстро! Не переживайте, Ляна, я не смотрю на вас.
— А чего вы тут ваще … раскомандовался! Это не ваша собака!.. Я понимаю, что вы типа препод и все такое – но если ты, блядь, не…
— Юрик! – оборвала его Ляна. — Хватит. Пойдем.
Она сбросила с себя руку Юрика, нагнулась, свесив разрисованные сиськи, подняла из листьев одежду и туфли, оделась, обулась — и пошла к главной аллее, ни на кого не глядя.
Головастиков шел за ней, сутулясь и держа руки в карманах.
— Вввася! Все испортил, блядь, — тихо сказал Юрик, наступая ему на ногу.
***
Ляна вернулась в свою контору, ее ухажеры – в свою.
Головастиков свернул в сторону, но ноги сами втащили его в универ и сами вывели к заветной двери. Под ней он замер — но та вдруг открылась, и вышла Ляна.
— Ввв… вы? Василь Иваныч, ну что вы… Вы ко мне?
Пару секунд длилась пауза.
— …Ну входите, чего уж там. Входите-входите! — прикрикнула она на застывшего Головастикова, дерзко тряхнув гривой.
Щеки ее были красными, в глазах плясали сумасшедшинки. — Входите. Сделать вам кофе? Вам Кузька «здрасьте» говорит. Кузька, не сочиняй: ты уже съел столько, сколько я не съем. На жалость бьет, паршивец…
В конторе никого не было. Головастиков вошел вслед за Ляной, пристально глядя на нее.
— Ну и чего вы? Падайте. (Головастиков не шевельнулся.) Погодка, а? Нравится вам? Я как пьяная, — Ляна нервно рассмеялась. — Не знаю, что это со мной… Чего вы засели в кустах, как фашист? Пошли бы с нами, мы же не кусаемся… Я вообще с ними не тусуюсь, это сегодня только… — почему-то оправдывалась Ляна. — Ну чего молчите?!.. Скучно?
— Нет, — прохрипел Головастиков.
— А по-моему, скучно. Такая погода, ну благодать просто, а вы как шкаф вот этот, ну честно… Вы чего это самое?.. Вам не нравятся женские фото с легким налетом эротики? Вы очень правильный и… и всегда моете руки перед едой, да? А вот так? Ууууу!..
Красная, взвинченная Ляна вдруг сорвала блузку и боднула Головастикова черными пиками в бюстгальтере.
Головастиков попятился.
— Ага, страшно, страаааашно? Испугались? Ну ничего, ничегоооо… А это что такое? А? А? Улика преступления? — Ляна увидела бугор под брюками Головастикова, ткнула в него пальцем и отпрыгнула, как от зверя. — Ага! Ага! А вот так? Вам нравится бодиарт? Зацените узорчик!.. — и Ляна, зажмурившись, оголила грудь.
За стеной раздалось шуршание, толчки и приглушенное «да ты шо! дай мне!..», но Ляна ничего не слышала. Воинственно тряся сосками, она дразнила Головастикова, наступала на него, улыбалась ему шалой улыбкой, слепила пунцовыми щеками… Головастиков пятился, пока не уперся в дверь.
— Ууу!.. Не сбежишь. Не пущу. Стоять. — бормотала она, приседая перед ним на корточки. — Где наш поводок? Аааа… Ууу, какой длинный! Таааак… А ну пошли! Пошли-пошли!
У бедного Головастикова помутилось в голове: Ляна добыла его член вместе с яйцами, длинный, торчащий вперед, как вешалка, взялась за него — и потащила Головастикова к своему столу.
Подведя туда, она толкнула его так, что Головастиков сел прямо на стопку бумаг.
— Что вы делаете, Ляна? Что вы делаете? — бормотал он.
— Как что? Не видишь — схожу с ума. Уже сошла. Щас и тебя сведем. Ну-ка… а так? А вот тааак?.. — Ляна обхватила ладонью его член и стала мягко надрачивать, заглядывая ему в лицо.
Головастиков закрыл глаза. Пальцы Ляны месили ему яйца, сновали по его члену, подминая горящую кожу, окутывая электрическим коконом, жгучим и пьяным, как пунш….
Вдруг его пронзила влажная искра.
Она обволокла, облепила сразу со всех сторон, проникла вовнутрь, в недра – и стала пухнуть там, как бездонная воронка. Головастиков захрипел и открыл глаза: Ляна лизала ему член широким влажным языком, обтягивала его губами и жалила в уздечку, упоенно мотая головой.
— Ляна… Ля… Агггррр… – пытался сказать он ей, но было поздно: воронка лопнула, ударив огнем в тело, – и из его члена, как из брандспойта, вылетели белые струи, выплеснувшись прямо в лицо Ляне.
Они били ей в нос и в глаза, стекали у нее по лицу, по губам, по рисунку на щеке, оседали на волосах, на бровях, на ресницах; Головастиков хрипел в агонии, — а Ляна остолбенела, держа по инерции его хозяйство и удваивая его муку.
За стеной отозвался ответный стон, как эхо, — но Ляна ничего не слышала и не видела. Он обстреливал ее, наверно, минуту или больше, пока Ляна наконец не сообразила отодвинуться. Последние струи вылились на пол. Кузька подбежал к лужице, понюхал ее и фыркнул.
— И… и что теперь делать? — спросила Ляна, облепленная тягучими каплями, когда Головастиков с хрипом выпустил воздух.
— Что делать? Не знаю. А что в таких случаях делают? — сказал он, вдруг улыбнувшись ей.
Удивительно, но из его голоса исчезла гнусавость, будто ее смыла лавина, прочистив все выходы.
— Нет, ну ты скажи: ЧТО МНЕ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ? Как я выйду такая?..
— Ты выглядишь очень эффектно. А что, ты рассчитывала на какой-то другой финал?
— Я ни на что не рассчитывала. Я… я…
— Сошла с ума. Ты уже говорила.
Они будто поменялись местами: обкончанная Ляна смотрела на него жалобно, а он на нее — ласково-насмешливо, в точности переняв ее прежний взгляд.
— Ты… ты… Хоть бы предупредил!..
— А я пытался. Разве ты не заметила?
Ляна встала и, пошатываясь, подошла к зеркалу.
— У тебя замечательный рисунок на груди.Он удвоил эффект. Ты была права…
— В чееем? — простонала Ляна.
— Во всем. Кстати, я очень благодарен тебе. Мне было хорошо.
— Да ну?
— Да. А тебе?
— Что мне?
— Тебе понравилось?