Дед Мороз и вечное лето… или встреча Нового года в Африке

Дед Мороз и вечное лето... или встреча Нового года в Африке

Раздавались звуки приятного уху чмоканья, а я чувствовал, как наливается силой мой орган. Абдула уже развернув Гульчатай раком, засадил ей по самое «не хочу» в задницу. Мне хорошо было видно, как истончился сфинктер, охватывая его толстый член. А рот Гюльчатай округлился в стоне, как и глаза

— Люблю, знаешь ли, в жопу

Увидев мой взгляд, спросил:

— Не хочешь присоединиться?

Почувствовав подвох в вопросе, вежливо отказываюсь. Он спокойно вздохнул:

— Молодец! Умный, а то мне бы пришлось тебя после этого убить!

— Да мне и так хорошо, — сообщаю я ему, пряча вздох облегчения.

— Тогда так! Гыр! Гыгыр, гырррр, — рокочет он, а потом и переводит для меня, — тебе как моему другу и дорогому гостю делегируется «право первой ночи». У дочери моего брата завтра свадьба, и сегодня мы собрались на праздник: «Общественное лишение девственности», а тут ты свалился сверху, — добавил он. — Короче ты первый, а потом по рангу все мужики. Последний жених, — и так хитро подмигивает мне.

— — растерянно моргаю я, пытаясь осознать ответственность.

— И дай мне десять минут с женой закончить

Его мускулистая задница так и мелькала, двигаясь вперед — назад. Огромный фаллос как поршень входит в задницу, а эта молоденькая девчонка только повизгивает. Наконец, Абдула завопил, задергался ритмично, наполняя её кишку своим семенем. Когда он покинул гостеприимную попу, подскочила Гвен и вылизала его достоинство. Он развернулся к толпе и позвал:

— Сашка! — повернулся ко мне и шепотом добавил, — так звали мою первую любовницу в СССР!

Негры разделились на две группы, а в проход вышел похожий на моего собеседника браток. Черный, губастый, под два метра роста, в короткой же тунике и торчащим из-под неё фаллосом. Он вел за руку, совсем молоденькую негритянку с огромными не по возрасту буферами, которые так приятно тискать во время секса. На ней не было ничего, кроме гирлянды цветов обкрученной вокруг пояса и перекинутой через плечо. Я в восторге смотрел на юную деву, ощущая и себя молодым.

Откуда-то прибежали два пацана, кстати, то же негры. Здесь все почему-то были неграми, как я заметил. Они расстелили на утоптанной перед нами площадке циновку и положили сверху львиную шкуру и кусок белой ткани.

Пока продолжалось это действо, вождь тихо просвещал меня:

— Её нельзя тискать и целовать! Право распространяется только на лишение девственности. Кончать надо только в неё. Давай вперёд дедуля, мой белый браток!

— — коротко кивнул я и вышел в круг, образованный воинами племени. Снял мокрую от пота рубаху и, пристроившись, засадил свой дрожащий от нетерпения пенис в её вагину.

Было видно, как от боли расширились её глаза и клацули стиснутые зубы. Саша же не издала ни звука, покорно и гордо принимая мой член в себя. Гонял я в ней долго. Всё же мне не сорок лет, а **цать. (Не хочу раскрывать тайны моего рождения.). Наконец, кончил, заполняя её чрево спермой, а меня сменил Абдула. Он отстрелялся то же небыстро. Следом был отец Саши, а потом потянулась череда воинов

Когда её «оприходовал» последний в круг выскочили женщины, помогли страдалице встать, а самая старая, по виду Баба-Яга, да и только, но черная аж до синевы, схватила выпачканное кровью полотно, и побежала по кругу, демонстрируя, что невеста была девственницей. Следом набежали другие бабы, таща закуски и выпивку. Черномазый народ бросился к яствам, налегая на спиртное.

А я, повернувшись к хозяину праздника, проговорил:

— Слушай. А как мне с Москвой связаться? Надо Снегурочке сообщить, что я задерживаюсь

Последовало, так похожее на предыдущее: «Грых», и одна из девок обслуживающих нас исчезла в темноте. Вернулась она со спутниковым телефоном.

— Умеешь? — спросил Абдула.

— Нет — смущаясь, ответил я.

Он взял девайс.