— А-а-а, — разочарованно протянула Оля, всем своим видом давая понять, что подобный профессионализм она видала в гробу, и что всякий, не покусившийся на её, Оленькины, прелести, даром живёт на свете.
Катерина рассеянно листала сценарий. «Странно, — лениво думала она, переводя взгляд со строчки на строчку, — ещё недавно я бы ни за что… в таком. Впрочем, никто и не увидит, лента клубная» — при этой мысли она почему-то почувствовала лёгкое сожаление.
Перед отправкой девушек на съёмки МихаилБорисович объяснил ей, что отснятая лента — оригинал плюс единственная копия — поступает в исключительное распоряжение заказчика, и стоит очень больших денег. Её будут просматривать в домашнем кинотеатре несколько богатых ценителей элитного порно, на которых, собственно, Михаил Борисович и работает. «У них что-то вроде клуба, — пояснил он, — они сами пишут сценарии, приглашают режиссёров… в основном западных. Там этот бизнес хорошо поставлен.»
Катерина вздохнула, и лениво взялась за следующий листок. И замерла: наконец-то пошла её роль.
Когда она дочитала листок до конца, у неё дрожали руки от возбуждения. Она повернулась к Оле и запечатлела на её голом плече страстный поцелуй. Олечка хихикнула, закинула руку и подставила Катиным губам чисто выбритую, благоухающую дезодорантом, подмышку.
— Он здесь, — сказал переводчик, показывая на дверь. Режиссёр, высокий худой итальянец, усмехнувшись, сказал ещё несколько слов. Переводчик промолчал. Катерина недоумённо посмотрела на него.
— Мэтр говорит, — смущённо сказал переводчик, — что это его любимый актёр. Ты должна быть ласкова с ним.
— Иначе он меня укусит? — усмехнулась Катерина.
Переводчик, молоденький мальчик, порозовел и смущённо отвернулся. Катерина заметила, что его брюки слегка оттопыриваются, и ей даже стало жаль его: мальчик явно не знал, что делать со своей некстати восставшей плотью. «В другое время…» — лениво подумала Катерина, — «но не сейчас».
И открыла дверь.
Пёс лежал перед ней на полу — огромный, роскошный дог. Он был таких размеров, что Катерина на секунду ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. «Мамочки», — подумала она, — «ой, мамочки». Она уже знала, какой размер может быть у такого зверя. Она с ужасом попятилась назад — но сильные мужские руки буквально втолкнули её в комнату. Щёлкнул замок.
Катя осталась наедине с огромным псом, который… который…
Пёс зевнул, обнажив роскошные белые клыки. Потом равнодушно посмотрел на неё — сытым хозяйским взглядом. Так рабовладельцы смотрят на молоденьких рабынь. Пёс знал, для чего её сюда привели — как и то, что она не сможет уйти отсюда, не сделав всего того, на что она согласилась.
Пути назад не было.
Пёс был страшен. И… великолепен.
Катерина встала на колени и осторожно погладила вздымающийся собачий бок.
«Ты разорвёшь меня…» — тихонько шепнула она псу. «Ты же разорвёшь меня…» Пёс тихонько рыкнул, то ли соглашаясь, то ли не соглашаясь с ней. И опять посмотрел на неё — долгим, долгим взглядом.
Катерина не могла отвести взгляда от его живота. Она видела толстую меховую трубу, в которой, как в ножнах, скрывалось то самое…
«Мне будет больно с тобой…» — прошептала она. Низ живота был напряжён. Она чувствовала, что её женское естество как будто завязано в узел — возбуждение было бешеным, но оно никак не могло выйти наружу. Она попыталась расслабиться, но стало только хуже.
Пёс начал подниматься на лапы, стуча когтями по деревянному полу. Видимо, ему надоело ждать.
Катерина затравленно оглянулась. Дверь была заперта.
В углу стояло чёрное кресло с поручнями и браслетами для ног. Катерина, стараясь ни о чём не думать, быстро села, положила ноги на поручни, и, как её учили, защёлкнула ножные браслеты. Теперь она была зафиксирована, но руки оставались свободными.
Она глубоко вздохнула, зажмурилась, и звонко похлопала себя по ляжке.
Когда холодный собачий нос коснулся её тела, катины внутренности совсем перекрутило. Пёс обнюхивал её пах, елозил мордой… «знакомится» — подумала Катя, и невольно улыбнулась.
Собачий язык осторожно прошёлся по её лону. Катерина чуть взвизгнула — это оказалось более острое ощущение, чем она думала. «Может, он меня полижет, и я расслаблюсь?» — подумала она, и вдруг почувствовала, что ей не хочется этого.