— Какая музыка тебе подойдет?
— Поставь Моцарта. Изрядные хиты писали в те времена, когда не носили трусов и облегчались в лохани…
— У меня нет Моцарта.
— Почему меня это не удивляет? Ты слышишь, подруга, у него нет Моцарта! Эй, все, у него нет Моцарта! Некому позаботиться о наших штучках, кроме нас самих. Что ж. Я сама спою вам песенку, и пусть ваши пальчики пустятся в пляс…
…Он резко притормозил, съехал на обочину и спустил штаны. Терпеть дальше стало невмоготу. Сквозь помехи эфира и треск собственного сердца он плавал в Ее голосе, таком близком и таком далеком, который можно потрогать, но нельзя схватить. Он схватил то, что оказалось под рукой, и, закрыв глаза, отдался наивноймелодии с простыми словами, прерывающейся на каждом такте от Ее телодвижений.
…Далеко впереди другая машина, а за ней — третья, у самого горизонта, встали на якорь. Общее безумие охватило пустынное шоссе, горы поехали в обратную сторону, калифорнийские грифы стали кругами спускаться вниз. Истекающие потом одиночества ласкали сами себя, не обращая никакого внимания на попутчиков, которые делали то же самое. Касаясь друг друга, люди вздрагивали и отодвигались в сторону. Последние мгновения прошли в сосредоточенном, хором пыхтящем молчании. Петь было некогда. Единственным звуком стал треск радиопомех. Потом Она закричала, и все закричали вместе с ней. И грифы, сорвав резьбу своих кругов, испуганно вывинтились обратно в небо…
После долгого молчания в эфире вновь зазвучал Ее голос. Вернее, сначала дыхание. А потом — голос.
— Не знаю, как вам, а мне жара уже по барабану…
— Мне нечего сказать… — голос диджея заметно дрожал. — У меня тут все линии разрываются после твоего выступления… Такая светомузыка, в глазах рябит.
— Ладно, мальчики и девочки. Остыли — и в путь. Не знаю, как вам, а мне к вечеру нужно быть на месте. Всем пока!
Из стоящих машин еще минуту неслись бессмысленные короткие гудки. Потом моторы заурчали, пыльные монстры стали выруливать на проезжую часть.
Она бросила трубку в бардачок, посмотрела на Хозяина и отвернулась. Ей хотелось плакать. Она не любила человека, сидящего за рулем.
Он ехал медленно, будто не хотел покидать место странного пикника. Он так и не посмотрел в сторону своей спутницы. Ему было неприятно ее присутствие.
Он ехал на запад в своем серебряном Линкольне.
Она неслась на восток в чужом черном Шевроле.
Они разминулись, едва не столкнувшись, и поехали дальше, каждый — своей дорогой. И только клубы горькой пыли от двух машин, обнявшись, станцевали на обочине что-то вроде короткого, на пару тактов, вальса.
© Mr. Kiss, Сто осколков одного чувства, 1998-1999гг