Тут я и услышал крик из подворотни, мимо которой проходил. Вернее, не крик даже, а попискивание, какое-то сдавленное и дыхание чье-то хриплое с матюками вперемежку. Остановился я, как вкопанный, в арку заглядываю и вижу, что-то в глубине копошится, клубок какой-то, как будто. Сделал я шаг, сделал другой, а вокруг темно ещё — ничего не вижу. Собаки, думаю, грызутся, что ли? И только я уйти хотел, как возня прекратилась. Распрямляется чей-то силуэт, и голос ко мне обращается.
— Ну, че вылупился, пидор? Вали отсюда, пока самому штаны не сняли! Пшел! — презрительно так говорит и сплёвывает смачно.
И снова гад, склоняется вниз. Скажу вам, друзья мои откровенно — такого обращения к себе я в жизни ни разу не слышал. А по жизни-то я, признаюсь, всегда борзым парнем был. На очки-то не смотрите! Это я в Афгане «химдымом» себе уже перед дембелем глаза пожёг, да и степеннее стал. Я раньше в любую драку без секундного раздумья бросался, а тут, представляете, проглотил! Проглотил, алкаш, поганый, как и должно глотать алкашам, самих себя пропившим, куда уж здесь до чести, до гордости! Голову опустил и повернулся назад, было. И ушел бы, потеряв окончательно всякое уважение к самому себе, да видно у судьбы, в отношении меня другие планы были. Потому, что пискнул вдруг вновь тот голосок — как гвоздем по сердцу.
— Дяденька! — с всхлипом, с надрывом, таким, — не оставляйте меня! Помогите, — говорит, — он же меня убьет.
Затем глухой звук удара и молчание. Меня, как холодной водой окатил этот самый звук и жалобный голосок! Я аж покачнулся от звука удара, словно это мне плюху отвесили! Повернулся я снова к этой тени — от хмеля моего, представляете, и следа не осталось! Руки и ноги дрожать перестали. Распрямился я, как прежде, когда совсем здоровым и «правильным» был и говорю:
— Ты кого это, мразь позорная пидором назвал?! С кого ты падла штаны снять собрался?! — и потихоньку ближе подхожу.
А «этот» снова выпрямился и шипит:
— Ах ты, козел ебаный! Пес поганый! Нормального отношения не понимаешь, так я тебя, суку на нож посажу! — говорит и что-то сзади из-под клифта своего вытаскивает.
Вынул. Блеснуло страшно лезвие в полумраке, и двинулся он ко мне на чуть согнутых в коленях ногах. Тут у меня сработало то, что я в «командировке» той, о которой я вам рассказывал, три года «отрабатывал». Дыхание мое выровнялось, тело силой налилось, как будто. Шагнул я вправо, скользящей походкой, затем, влево на пол шага и, когда он замахнулся, я автоматическим движением (спасибо прапорщику Гапонову, упокойся его душа с миром!) подсел под него, руку с ножом перехватывая и, автоматически же, его же нож ему в солнечное сплетение направил. Ну и лег он там, в подворотне с ножом своим в животе, захрипел и упокоился сразу. Шагнул я в угол, а там девчонка какая-то в куртке с капюшоном. Капюшон на лицо надвинут. Лежит и не двигается. А что девчонка, так я только по ногам догадался.
— Эй, ты что? — говорю, — живая, что ли?!
Не отвечает она. Ну, думаю, успел-таки придушить, наверное. Просунул руку под капюшон, пальцы на тонкую шейку положил — пульс есть. От сердца у меня отлегло. Подхватил я её на руки и понесся домой. До него уже рукой было подать, когда я шум-то услышал. Взлетел на второй этаж, задыхаясь от такого «кросса» с такой «выкладкой», ключи кое-как достал, дверь кое-как отпер и, внутрь ввалившись, свою ношу на пол опустил и сам осел тут же, дверь спиной закрывая. Я ведь единственно чего опасался, так это милиции. А ну, как взяли бы меня на месте том?! Иди потом, доказывай, что это он на тебя с ножом шел, как на медведя, а не ты на него с голыми руками. Ну, вспомнил я еще раз добрым словом добрых командиров и, не скрою, порадовался за себя, конечно. И тут же себе слово дал, что пьянствовать больше не буду и, вообще… Мысли мои были прерваны шевелением и слабым стоном моего «трофея». Черт, я ведь совсем забыл про неё. Сейчас надо быстро привести её в чувство, узнать адрес или телефон, оповестить родителей. Хорошо, что она «вовремя» отрубилась, вдруг подумалось. Таким образом, ни одна живая душа не знает, что того, в подворотне, «пришил» я. Приподнимаясь, я почувствовал противную слабость во всем теле. Да, все произошло на эмоциональном подъеме! Энергия, что питала меня пять минут назад, сконцентрировалась, конечно, вовремя и в нужных органах, но она оставила алкаша так же неожиданно, как и пришла. Я, чувствуя себя старцем немощным, еще раз поклялся себе начать новую жизнь и, кряхтя, поднялся на ноги. Включив свет, я склонился над девчонкой, расстегивая грязнущую болоньевую куртку и распахивая её. И тут… Тут я увидел.. её. Мою рыжую девчонку из бесконечных сновидений. Я не могу передать вам те чувства, которые охватили меня в тот момент! Мороз по коже — помню, волосы на голове шевелились — помню. Сердце колотилось гулко — помню, а больше о первых минутах — ничего в памяти нет. Мне казалось, что я схожу или уже сошел с ума и, даже, что я умер! Она, тем временем, вдруг, открыв глаза, посмотрела на меня, и что-то попыталась сказать.
— Что? — спросил я и, не удержавшись, добавил, — моя маленькая. Чего ты хочешь.
— Пить, — скорее прочел я по губам, чем услышал, — пить.
Опомнившись, я снова подхватил её на руки и отнес в залу, где уложил на диван, стащив с нее безобразную куртку. Затем метнулся в кухню, открыл зубами бутылку минералки и, ухватив стакан, вернулся к рыжей девочке. Напоив её, я стал шарить в своей аптечке. Накапав в стакан корвалола, вернулся к ней, но она уже и без того спала глубоким сном. Скинув с себя верхнюю одежду и грязные башмаки, я придвинулкресло к дивану, уселся в него, неотрывно глядя на свою «находку». Она выглядела, конечно, не совсем так, как в моих снах. Изможденное, вымазанное то ли сажей, то ли грязью лицо, давно не мытые волосы, ссадина на скуле, небольшой синяк под глазом, но это была она! Та самая! Я не мог ошибаться! Меня охватило неизъяснимое чувство нежности к этой замарашке и, если бы не боязнь разбудить и спугнуть её, я обязательно прикоснулся бы к её лицу, дотронулся бы хоть кончиком пальца до пухлых и розовых (!) губ, тонкой шейки с пульсирующей под белой кожей голубой жилкой. И, внезапно, одолели меня мысли о неизбежной потере моей мечты. Ведь есть же кто-то, кто ищет сейчас эту девчонку! Не может быть, чтобы не искал никто такую прелесть! Так, с этими мыслями я и провалился в сон, навалившийся на меня внезапно и неудержимо…
***
А во сне ко мне домой заявились разом и Клавдия, и Мадина, и Тамара. Вошли, каким-то образом, хотя помню точно, что дверь на два замка запер. Стоят надо мной, руки под грудями скрестив и строго так смотрят сверху вниз. Долго смотрят, пристально и молчат так, что у меня от их молчания озноб по всему телу! Чувствую, что быть чему-то недоброму!
— Что Вам надо? — спрашиваю и встать хочу, а встать-то и не могу — тело словно свинцом налилось, неподъёмное! И совсем ненужный вопрос задаю, — как вы вошли-то?
Не отвечают. Смотрят, как ведьмы — глаза горят. Наконец, Клавдия, как самая хищная из них тонкие губы разомкнула (показалось мне на миг, что рот у неё, как у рептилии!) и говорит:
— Ну, Гаврош (Гавриилом меня зовут, вообще-то, а знакомые, близкие, с детства называют Гаврошем), — как решать-то будем? По чести или по справедливости?
— Чушь какая-то! — возмущаюсь я, — какая разница?! Сами-то поняли, что сказали?! И по чести, и по справедливости я не желаю ничего решать с вами! Что я должен решать? И, главное, почему?
— Придется решать, дорогой, — вступает в разговор Тамара, — я теперь на всё согласна! Чего не пожелаешь, я все исполню! Ты же хотел со мной анальным сексом заняться? — и юбку поднимая, ко мне своим огромным задом поворачивается. Повернулась и наклонилась так, что половинки в стороны раздались и прямо перед лицом моим та дырка маячит.
Тут уж я рассмеялся и отвечаю с пренебрежением:
— Убери свою жопу! Ничего мне теперь от тебя не нужно! И, вообще, убирайтесь все к черту!
Тут Мадина вперед выступает и халат свой джинсовый расстегивает, а под ним ничего больше из одежды нет. Груди её с темно-коричневыми, почти черными сосками наружу вываливаются, смоляные волосы на лобке курчавятся. Она низ живота вперед выдвигает. Так, что почти фиолетовый клитор маячит у меня перед глазами, нахально из кущи вылезая.
— Как же так, Гаврош! А кто мне говорил, что у меня самая красивая пизда на свете?! Что, лучше нашел? Посмотри-ка ещё раз!