— О, моя дорогая! Надеюсь, однажды и вы найдете, что сможете принять всё это. Причём с крайним восхищением! Но мне не следует и думать о том, чтобы подвергать вас подобному мучительному испытанию, пока у вас нет ещё добавочной практики с Гарри.
— Да что вы! – говорит она, тем временем с большим возбуждением продолжая перебирать его руками. — Уверена, что вы никогда не сможете преуспеть со мною.
Я вижу, что ей явно хотелось бы быть в состоянии принять его в себя, но она нуждается в ещё большей разработке, — и говорю:
— Дорогая Эллен, теперь ваша очередь позволить мне увидеть вашу драгоценную вещичку, — а поэтому вы должны лечь на меня, но не лицом к лицу, а наоборот, перевернувшись, так, чтобы мы могли насладиться языками и ртами. Вы же с Гарри знаете, какое это удовольствие — дать друг другу поиграть своим ртом. Позвольте мне только сначала забрать вверх ваши юбки.
Она позволяет, но говорит:
— Боюсь, что даже для этого у меня всё ещё слишком воспалено от того, что наделал Гарри сегодня ночью.
— Промыли ли вы её в тёплой воде и втирали ли глицерин?
— О, да, — отвечает она, укладываясь на меня. — Вначале была очень сильная боль. Но прежде чем отправиться в церковь, я сделала это три раза и уже не чувствую никакой боли, но всё ещё боюсь… Вы, вроде бы, вводите свой палец?
— Да, я как раз это делаю. Он ушёл на всю свою длину. Не больно?
— Вы знаете, нет!
— Теперь держите свои юбки повыше и полижите меня, в то время как я буду делать то же самое с этим очаровательно малюсеньким влагалищем; только мой язык может дать ему сейчас настоящее удовольствие.
Сама она так возбуждена, что с готовностью выполняет мои пожелания. Закинув на спину юбки, она приклеивает свои губы к моему дреколу и сосёт и трёт его с энергией, которая доказывает, как высоко разгорелось пламя её страсти. Её влагалище уже в пене расходов, которые я начинаю вылизывать языком. Затем сосу её крошечный и малость выступающий клитор, просовываю в её влагалище ещё и средний палец. Её задница извивается, что показывает мне, насколько она наслаждается этим. Я вынимаю оба уже увлажнённых пальца и, повернув руку боком, заставляю каждый из них войти в разные отверстия. Она уже почти в великом кризисе, и он приходит к ней прежде, чем я оказываюсь готов. Мне в рот выливается такое большое количество разгрузки, что просто не верится: такая юная, а так обильно кончает! Это лишает её дыхания, и она прекращает сосать мой дрекол. Но, через минуту, откликаясь на мою просьбу продолжить, с увеличенной энергией принимается за это, и я выливаю поток спермы, который простреливает ей горло, и она едва ли не захлёбывается.
— Дорогая девочка, — умоляю я её, — не отпускайте! Пожалуйста, до конца!
И она, придя в себя, сосёт снова и не только не оставляет ни капли, но и рыскает языком по моему дреколу и, восхитительно щекоча его, придаёт ему новую предельную энергию. Я также повторно пробуждаю её страсти. Она хочет возобновить эту забаву, но я прошу:
— Позвольте мне потереть головкой моего оружия между столь хорошо увлажненными губами вашего влагалища? Чуть туда и чуть обратно. А затем, когда затоплю его разрядкой, то чуточку погружу туда наконечник. Ну, самое большее, головку. Идёт?
Она спрашивает:
— Можно ли верить вам, что вы остановитесь, если это причинит мне боль?
— Разумеется, моя дорогая! — заверяю я. — Ничего такого не будет сделано. Конечно, всё будет прекращено в тот же момент, как вы скажите мне: «Хватит!».
— Страшно!
— Ну, наверно, не так уж. Ведь и попробовать хочется. Не так ли? Давайте изменим своё положение.
— Лечь на траву?
— Нет, встаньте, пожалуйста, на колени.
Я захожу сзади, хорошенько закатываю юбки ей на спину и принимаюсь перебирать руками и целовать её округлые, но твёрдые ягодицы, которые обещают в будущем стать ещё совершеннее, наклоняюсь и опять облизываю её очаровательно припухлое влагалище со всеми его прелестными маленькими, но подающими надежды завитками. Затем, поплевав на свой уже и без того хорошо увлажненный дрекол из наполненного слюной рта, я ею смазываю его — полностью от вершины до корня и затем прикладываю к полуоткрытым губам. Потирая им там вверх и вниз, а также по клитору, я побуждаю её как можно сильнее подмахивать мне.
— Ах, Чарли, дорогой! — вскрикивает она. — Попробуйте! Если его головка войдет сейчас, то я попытаюсь перенести это.
Стоит ли говорить, как я рад этому разрешению! И очень быстро вставляю его, причём не только орех. Но он оказывается там чересчур уж стиснутым. Я наполовину вытаскиваю его и снова погружаю, пока, не повторив это пять или шесть раз, не нахожу, что незначительно продвигаюсь вперёд.