— Хороший совет, — поддерживаю я.
— Нет, нет, я боюсь его! — вскрикивает тётя и пытается взобраться на кровать.
Но пока она подтягивает туда свои колени, я в один прыжок оказываюсь там же и, поймав её за талию, крепко держу, пока не получаю возможность также встать позади неё на колени и ввести в игру свой дрекол. Несмотря на все её кажущиеся попытки сопротивления, всё делается таким образом, чтобы облегчить, а не помешать делу продвижения вперёд. Конечно, через мгновение я оказываюсь в ней, а затем на несколько минут затихаю, чтобы позволить ей наслаждаться своими внутренними сдавливаниями, в коих она такая мастерица. Она прячет свою голову в подушку, выкрикивая:
— Это ужасно! — это ужасно!
Эллен подходит к кровати и, наклонившись, обнимает её и уговаривает не противиться:
— Не напрягайтесь, примите его расслабившись, а затем, я уверена, это доставит вам предельное удовольствие.
— Ах, моя дорогая, эта штуковина, конечно, шокирует меня, но не настолько уж. Ведь я уже невольно признавалась, что никогда до сих пор не чувствовала ничего столь резкого, непохожего на что-либо прежнее… Главное, что меня ужасает — как я потом буду думать о грехе — с моим собственным племянником! Ведь это же — настоящая кровосмесительная связь.
— Какоеэто имеет значение, дорогая тётя? Можно я также буду называть вас тётей? Вы так привлекательны и так красивы. Ах, какое это наслаждение — смотреть за тем, что он делает с вами! Ведь вы такая великолепно прекрасная женщина, что мне страстно захотелось стать мужчиной, чтобы поиметь вас.
Она хватается за роскошные тётины груди:
— Можно? Вам нравится?
Та только согласно кивает головой.
— А пососать одну из них разрешите?
Тётя уступает ей дорогу, причём делает это с радостью. Одну из своих рук она кладёт вдоль своего тела, и эта рука скользит вниз к очаровательному влогу Эллен — та раздвигает свои ноги — и пальцы тёти начинают трахать её.
— Ах, моя дорогая, как я любила заниматься своим собственным полом в вашем возрасте! Наши языки действовали вместо мужчин, и я могла безмолвно в утончённой прохладе наслаждаться чем-то подобным этому. И как жаль, что это всё в прошлом.
— Отчего же?
— Если бы это прошлое можно было вернуть, это почти примирило бы меня с тем, что делает этот скверный безнравственный мальчишка.
— Ах, вот было бы прелестно! Давайте же сделаем так, и не откладывая. Чарли сможет выйти на один момент, пока я подлезу под вас, и вы станете лизать меня, а я смогу возбуждать вас и смотреть, какая великолепная работа происходит надо мною.
— Уж очень вы соблазняете меня, моя дорогая девочка. Но что скажет ваша тётя, если узнает?
— Но она никогда не будет знать,- успокаивает её Эллен, устраиваясь тем временем на кровати.
Тётя подвигается в сторону, чтобы позволить Эллен забраться под неё.
— Может быть вы сбросите с себя и сорочку? — спрашивает её та. — Наверно, будет лучше, если оба наших тела будут в тесном контакте.
— Особого желания не испытываю, — гримасничает по этому поводу тётя.
Но в конце концов подчиняется и, перешагнув через Эллен, с алчностью накидывается на восхитительное юное влагалище под нею и приступает к гамаюшированию её ярмарки. Я же немедленно занимаю свою прежнюю позицию. Эллен вводит мой дрекол в пылающее влагалище тёти, затем трёт её клитор, а палец заставляет работать у меня в заду, в то время как тётя так восхитительно гамаюширует её саму. Мы быстро приходим к великому финалу, с равно избыточной маслянистостью. Эта схватка здорово исчерпывает нас, а поскольку уже довольно поздно, мы поднимаемся. Миссис Браунлоу нежно обнимает Эллен и признаётся:
— Ваша особость так восхитила меня, что я надеюсь возобновить подобное наслаждение.
— А Чарли? Вы прощаете его?