В холодную погоду я имел обыкновение сидеть на низком табурете у камина, держа у себя на коленях книгу с уроками — мисс Ивлин сидит передо мной, со своей работой на подоле, и, слушая, как мои сёстры повторяют свой урок, помещает свои великолепные ступни на высокой каминной решётке, служащей и школьной скамейкой, совсем не сознавая, что уже целых полчаса выставляет свои ноги, вплоть до бёдер, моему пристальному и воспалённому взору; ведь я же сижу значительно ниже неё, моя голова низко склонена, будто занят своим уроком, а на деле мои глаза устремляются под её приподнятые юбки. Какие же у неё стройные ноги, тесно обтянутые белыми вязаными чулками! А поскольку во время наших утренних уроков, если не было нужды выходить из дома, она не носила штанов; то в том положении, в коем она сидит, с высоко поднятыми над решёткой коленями, причём несколько расставив их, чтобы удобнее держать вязанье, моему взору представляется настоящее великолепие под выпуклостью обоих её бёдер и нижней частью её прекрасного большого зада с розовой щелью, хотя и укрытой в обильности тёмных завитков, но тем не менее неплохо видимой во всю свою длину. Огонь от камина, отбрасывающий свет под её приподнятые юбки, бросает всего меня в жар, но равным образом я горю и в пламени чуть ли не обморочного желания.
Ах, как мне хотелось с головой устремиться под эти юбки и целовать и ласкать это восхитительное отверстие и всё то, что его окружает. О, если бы она только знала о страсти, которую поднимала. О! дорогая мисс Ивлин, как я действительно люблю вас, всю, целиком и полностью — от изящной комнатной почти детской туфельки и тесно облегающих глянцевых шёлковых чулок, до великолепной выпуклости красивых грудей, которые целиком выставлялись мне чуть ли не каждую ночь, и прекрасных губ!
Когда она покидает классную комнату, а я остаюсь один, то целую ту часть решётки, на которую опирались её ноги, и место, на котором она сидела, и даже воздух дюймом выше, воображая, что именно там находился её прекрасное влагалище. Я жажду чего-то помимо этого, не зная точно, чего же хочу; ибо, пока ещё действительно совершенно не осведомлён о чём-либо, относящемся к соединению полов.
Так проходят день за днем, и мисс Ивлин становится для меня богиней, существом, которому в глубине своей души я буквально поклоняюсь.
Однажды я поднимаюсь в спальню своих сестёр, где спала и гувернантка, чтобы кинуться на её кровать и в своём воображении обнять её великолепное тело. Услышав, что кто-то приближается, и понимая, что у меня здесь нет никакого дела, я прячусь под кроватью. В следующий момент входит и закрывает за собой дверь сама мисс Ивлин. Это было приблизительно за час до обеда. Сняв с себя платье и повесив его в гардеробе, она вынимает какую-то вещь, которая была куплена для неё и предназначение которой часто озадачивало меня; снимает крышку, наливает в чашку воду и кладёт рядом губку. Затем задирает свои юбки и сорочку до талии и, закрепив их на ней, широко расставляет ноги над этим сосудом и усаживается на него.
Что за опьяняющее восхищение взирать на все её великолепные прелести! Ибо, когда она подбирала свои одёжки, стоя перед своею склянкой, моему пожирающему взору предстал её славный белый зад во всей своей полноте, а повернувшись, чтобы подступить к биде, она в равной мере выставила низ своего живота и великолепное возвышение, обильно покрытое волосами. А расставив ноги над биде прежде, чем присесть, представила моему восхищённому взгляду свой розовогубый влог. Никогда не забыть мне дикое волнение в тот момент. Это уж чересчур много для моих взволнованных чувств; к счастью, усевшись, она устранила непосредственную причину моего чуть ли не безумия. В течение приблизительно пяти минут она тщательно моет губкой у себя между бедрами. Затем поднимается с биде и на мгновение снова показывает вздувшиеся губы своего влога — после чего в течение двух или трёх минут стоит прямо передо мной, удаляя ополоснутой губкой сочащуюся вниз воду с густого кустарника завитков вокруг своей щели. Таким образом её живот, бугорок и бёдра, массивная плоть которых и сладострастнейшая форма рассмотрены мною более полно, чем прежде, и легко представить, в какое состояние такое нарочитое зрелище приводит меня.
О, мисс Ивлин, уважаемая, восхитительная мисс Ивлин! Что бы вы подумали, узнав, что я пристально разглядываю все ваши ангельские прелести, и что моё жадный взор стремится проникнуть сквозь сочность так прелестно вздувшихся губ, которые столь уютно расположены в обильной массе тёмных вьющихся волос. О! как бы я долго целовал их; ибо в то время у меня не было никакой даже мысли об объятиях, а тем более о проникновения через них.
Когда её омовения заканчиваются, она садится и снимает чулки, показывая свои великолепные белые лодыжки и прелестные маленькие ступни. Я полагаю, что именно с тех пор у меня пробуждается страсть к таким объектам, которые оказывают специфическое очарование на меня. У неё были также настолько изящные ботинки — слегка темноватые, выглядевшие словно украшения, так что я часто поднимал и целовал их, когда она оставляла их в комнате. Затем её шёлковые чулки, всегда доверху плотно натянутые и прилаженные словно перчатки, необыкновенно выгодно оттеняющие замечательную стройность её ног.
Надев шёлковые чулки вместо бумажных, она натягивает платье с глубоким декольте, заканчивает свой туалет и оставляет комнату. Я же выползаю из-под кровати, вымываю лицо и руки в воде из биде и даже, волнуясь, выпиваю немного оттуда.
Уже около шести недель протекло после прибытия мисс Ивлин. Охватившая меня страсть к ней, делает меня довольно послушным малейшим её командам или пожеланиям, и по той же самой причине, — внимательным к своим урокам, если меня не отвлекают обстоятельства, уже детализированные. Мой пример соответственно сказывается на поведении моих сестер в том же самом направлении. Но не в такой степени, чтобы уж совсем, — это был бы вопреки природе. Пока всё идёт гладко, мисс Ивлин кажется безмерно дружелюбной. Но так как нам представляется, что можно делать только то, что нам приходится по вкусу, то мы становимся более небрежными, а мисс Ивлин — более сдержанной и поначалу предостерегает нас, а потом и грозит нам розгами.
Нам и в голову не приходит, что она попробует применить их. И однажды после полудня Мэри имеет дерзость угрюмо отвернуться, отвечая свои уроки, чем бросает вызов нашей учительнице. Мисс Ивлин, в конец осерчав, велит ей:
— Встаньте!
Та повинуется, бросив на неё дерзкий и злобный взгляд. И тогда мисс Ивлин хватает её за руку и тащит к козлам.Моя сестра оказывается сильной и упирается, вцепившись в неё зубами и ногтями, но это не помогает ей. Гнев нашей гувернантки пробуждён настолько, что она подхватывает её себе на руки и силою несёт к козлам, размещает на них, держит крепко одной рукой, в то время как другой заматывает вокруг нее петлю, которую и стягивает, обеспечивая неподвижность тела; другими петлями прикрепляет лодыжки к кольцам в полу, раздвигает ей ноги по обе стороны выступа козлов, так чтобы колени немного согнулись, тем самым делая более полным выставление задницы, а также фактически всех её половых органов.
Затем мисс Ивлин оставляет её и отправляется к маме за розгами. Через несколько минут она возвращается, явно пылающая от охвативших её чувств, и принимается задирать ей юбки на талию, оголяя и выставляя моим взорам её зад и розоватую длинную щель. Вот уж два месяца, как я не видел её укромных уголков, и с большим удивлением замечаю, что губы не просто вздулись, а раздулись, а признаки мшистого покрытия бугорка уж совсем явственны.
Действительно, это зрелище оказывается более захватывающим, чем я ожидал, поскольку мои мысли уже давно были заняты только более зрелыми красотами мисс Ивлин, отчего я почти прекратил какие-либо игры с Мэри.
А это нескрываемое зрелище всех её укромных уголков снова пробуждает прежние ощущения и усиливает их. Мисс Ивлин начинает с того, что снимает с себя шарф, оголив свои пухлые слоновой кости плечи и позволив увидеть верхние половины своих чудесных грудей, вздымавшихся от гневного волнения. Заголив свою правую руку и схватив розги, она отстраняется и замахивается; её глаза как-то по особенному блестят. И я засматриваюсь на эту красоту.
Никогда не забыть мне этого момента — это был всего лишь момент, розги со свистом разрезают воздух и жестоко обрушиваются на пухлый задик бедной Мэри. Плоть то и дело вздрагивает, но она, решившись не кричать, вспыхнув в лице, вцепляется зубами в парчовую ткань, которой покрыты козлы. Рука мисс Ивлин снова поднимается и снова, с острым свистом, опускается на вздрагивающие ягодицы. Тем не менее упрямый характер поддерживает Мэри, и хотя мы видим, как она вздрагивает, но ни один звук не слетает с её губ.
Отодвинувшись на шаг, мисс Ивлин ещё выше поднимает свою руку, и на сей раз поражает цель более точно, так что более длинные прутья розог впиваются между ягодицами и проникают между губами наружных половых органов Мэри. Заагонизировав от боли, та ужасно закричала. Снова розги обрушиваются то же самое пятно.
— О! о! о! Уважаемая мисс Ивлин. Я никогда не буду, нет, никогда так делать!
Её вопли не имеют успеха. Удар следует за ударом, вопль следует за воплем — пока розги не ломаются до основания, а задница бедной Мэри не превращается в сплошную массу рубцов и не становится красной, словно сырая говядина. Страшно смотреть, и всё же такова наша природа, что, видя это, в то же самое время, возбуждаешься. Я не могу удержать свои глаза от её вздувшейся манды, раздувающиеся губы которой, подвергнувшись столь серьезному наказанию, не только, казалось, утолщились, но и то и дело открывались и закрывались, и явно пульсировали в какой-то агонии. И всё столь захватывает меня, что я прямо здесь же решаю при первой же выпавшей возможности поближе осмотреть её.
Тем временем, дух Мэри был полностью сокрушен, а она сама не на шутку перепугалась. Да и мы сами не меньше напуганы, представляя теперь, что нас ждёт, если мы будем вести себя не должным образом. Уж теперь нам не до проявления своего характера, и мы чувствуем, что надо действительно слепо повиноваться тому, что нашей гувернантке взбредёт приказать. Мы инстинктивно приучились бояться её.
Поучительные подглядывания и наглядные выводы.
Проходит довольно немного дней после столь незабываемой порки, как к нам прибывают с визитом джентльмен и леди. Джентльмен оказывается только что женившимся старым другом мамы, которая и пригласила его заглянуть к нам на какое-то время с супругой в ходе их свадебного путешествия.
Джентльмен прекрасно выглядит, высокий и мощного телосложения; леди же выглядит несколько деликатно, но хорошо сложена, с отменными грудями и плечами, тонкой талией и широкими бёдрами, маленькими руками и ногами и очень блестящими глазами.
Однажды, приблизительно дня три спустя после их прибытия, я оказываюсь в запасной комнате, отведённой этим гостям и слышу, как они приближаются, поднимаясь по лестнице. Времени у меня оказывается ровно столько, чтобы успеть проскользнуть в чулан и прикрыть за собой распахнутую дверь, прежде чем появляется леди. Через минуту за ней следует джентльмен и, тихонько закрыв дверь, запирает её. Миссис Бенсон улыбается и говорит: