Я даже не сразу осознал свою голопопость – весь коридор буквально кишел детьми, но ни на ком из них пижамок не было! Почти все были завернуты в полотенца в виде юбочек, а некоторые старшие девочки – ещё и во второе полотенце вокруг груди (Уж не знаю, откуда они добыли вторые полотенца!) Но некоторые маленькие пацаны и девчонки запросто бегали совсем голые, и никто не обращал на них внимания! В коридоре образовалась общая большая игра в ручеёк – все ли помнят такую?
Основная задача – найти себе пару, пары берутся за руки и становятся в затылок друг другу, подняв сомкнутые руки и образуя таким образом живой тоннель, по которому пробегают одиночки. Одиночка может схватить по дороге за руку любого; тот, кого схватили теперь становится членом новой пары и должен бежать вперёд, где они поднимают сомкнутые руки, продолжая живой тоннель. Осиротевший же член разбитой пары теперь должен бежать в начало тоннеля и проходить сквозь него, превратившись в одиночку и стараясь схватить себе в пару кого-нибудо по дороге.
Игра эта – подвижная и азартная сама по себе, а тут ещё своеобразные костюмы участников просто не могли не спровоцировать некоторых пацанов на озорство – пробегая по тоннелю, они по дороге срывали с девчонок полотенца, оставляя тех совершенно голыми. Девчонки ответили тем же, и визг поднялся просто неимоверный.
Лишь несколько старших девчонок и пацанов стыдливо убежали в палаты. Как ни странно, некоторые дети специально сняли полотенца, благо все взрослые куда-то подевались. Даже застенчивая Алевтина распущенные длинные волосы перекинула на спину, выставив свои уже недетские сиськи на всеобщее обозрение. Лишь отдельные девчонки оставили полотенца лишь для того, чтобы сильнее повизжать, а если полотенца с них никто не стаскивал, их роняли нарочно, я сам видел. Совершенно голые пацаны тащили за руки голых девчонок, как будто так и надо! Открыв рот от изумления, я любовался разноцветными волосами на письках старших ребят идевочек.
Вдруг я захотел какать. Забежав за бумажкой для попы, я без трусов потопал в туалет, как будто так и надо. Только успел усесться над унитазом, как вошли две старших девочки не из нашей палаты, быстро размотали полотенца с бёдер и уселись писать: «Людка, а тебе тринадцать уже исполнилось?» — «Да, ешё в апреле!» — «Ой, а мне только через неделю будет! Ну ты теперь убедилась, какой ОН у Соловьёва огромный?» — «Да уж, отрастил колбасину! А в школе – тихий-тихий, пионер и отличник, а сам, похоже, по два раза на день дрочит!» —
«Ты-то откуда про него знаешь?» — «Как? Моя лучшая подружка Наташка с ним в одном классе учится!» — «Ах, вот оно что? Ты лучше скажи, как по-твоему – рассмотрел он мою щелку или нет?» — «Ха, де её вся больница рассмотрела! Ты так ноги задрала, что и слепой увидел бы. Признайся – ведь нарочно на жопу упала?» — «Вот и нет – упала-то ненарочно, а уж ногами специально дрыгала!» — «И не стыдно тебе!?» — «А почему вдруг стыдно? Чем наши писечки хуже ихних сосисок? Да пусть смотрят и завидуют! Слушай, а я хочу его пощупать!» — «Ну ты чо, совсем дура? Ведь серьёзно схлопочешь за такое!» — «Да ну – ерунда!
Всё сделаем как будто нечаянно, я уже придумала – я вроде бы опять упаду перед ним на коленки, а ты уж меня толкай тогда на него и убегай! Мне-то и делать ничего другого не останется, как только за него ухватиться!» — «А как-это ты упадёшь на коленки? Опять поскользнёшься, что ли?» — «А с меня вроде-бы полотенце упадёт, он как раз от моего голого вида обалдеет, нам и лучше! Да не бойся ты, всё ничтяк будет!» Девчонки быстро обмотались полотенцами и убежали.
Когда я через пару минут вышел из туалета, игра как-то уже сама собой выдохлась, а полуголые и совсем голые дети столпились у настежь открытых окон, заворожённо глядя на величественное зрелище. Раскаты грома не прекращались ни на минуту, дождь лил как из ведра. Вдруг кто-то зябко поёжился и пошёл надевать пижамку. За ним потянулись и остальные. Как-то незаметно все оказались одетыми в штаны, и лишь несколько малышей продолжали бегать голяком. Я тоже ощутил свою голозадость и пошёл в палату.
Свет не включали, нянька сказала, что в такую сильную грозу этого делать нельзя, а то и молнией может шибануть и всё равно всё перегорит. Было почти темно, и притихшие девчонки улеглись на койки. Где-то недалеко от меня послышался громкий шопот: «Танька, ну Танечка – ты же обещала рассказать, как это – ебаются?» — «Как-как – ну ты вообще, что ли не знаешь ничего? Парень засовывает свою морковку тебе
в письку, и двигает туда-сюда!» — «Это и всё? А как же он засунет – писька маленькая, а у них разве это морковки? Это сосисочки мягкие, я сама видела!» — «Видела, да не всё! Они же у мальчишек встают, ну в смысле торчат всегда перед этим!» — «Это как у Кольки Сидорова сегодня? Ну тогда понятно!» — «И ничего тебе непонятно – у нас тоже писька растягивается, и такая специальная смазка выделяется!» — «А ты откуда знаешь, сама-то пробовала?» — «Ну конечно пробовала!» — «Ой, а с кем? Ну Танечка, ну миленькая, ну расскажи!» — «Хватит, отстань! Про это нельзя рассказывать никому! Да у нас всё-равно не получилось ничего!»
Разговор перестал меня интересовать, и я незаметно уснул под девчачий шопот.
(Окончание следует)