«Так, так — чуть прогнитесь! Ну что сами чувствуете – я же давлю прямо на вашу больную железу! Всё запущено совершенно – теперь только операция вас и спасёт, умрёте ведь под забором от разрыва мочевого пузыря!» — «Шо? Ну почему сразу – забор, и какое-такое вы там щупаете?
У меня вот действительно горе – не при дамах будь сказано, но на моём половом члене возникли проблемы, я уже не имею шанса, чтобы вы посмотрели мою мошонку, а вы всё время уделяете через задний проход!» — плаксивым голосом ответил дядька. «Это ещё что за новости! Быстро показывайте!» — сказала врачиха и вытащила глубоко засунутый палец из его попы. Дядька слез с кушетки и выставил прямо под нос женщине свой здоровенный писюн. Врачиха сняла резиновые перчатки, и стала щупать дядькины яички, одно из которых было просто огромным, намного больше другого.
Увлёкшись прощупыванием, она стала двигать кожу на здоровенном дядькином писюне, и в процедурной резко завоняло чем-то противным: «Фу, Малкин, ну почему вы не промываете под крайней плотью?» — «Нет, я вас умоляю – это где же я могу совершить туалет в вашей прекрасной больнице с разбитыми унитазами? Уже третий космонавт готов к полёту, но сортир у нас во дворе, умывальники на свежем воздухе вместе с женщинами и детьми, а я-ж таки потею как боцман!»
Врачиха продолжала щупать дядькины яички: «Зиночка, вы ведь студентка? Подойдите-ка сюда, это просто случай из хрестоматии!» — «Нина Васильевна, у меня стажа не хватает, я в следующем году только буду поступать!» Повернувшись к нам, девушка даже залилась румянцем: «Но я ведь на педиатра хочу, по детским болезням!» — «Так поэтому я вас и зову – если бы эту патологию выявили в детстве, то медикаментозно бы всё выправили, а сейчас – только под нож, да и то успех не бесспорен!» Красная от стыда Зиночка подошла к дядьке и стала послушно рассматривать его писюн. «Нет, вы уж пощупайте мошонку, ни в каком институте таких пособий не найдёте, а книги – они и есть бумага, это надо чувствовать – вот лимфатические узлы гипертрофированные вам о чём говорят?»
Самое интересное, что дядька не только не постарался прикрыться, а гордо выставлял своё хозяйство женщинам на обозрение, на его лице даже проступила какая-то блаженная улыбка. Врачиха же нарочно или нечаянно старалась всё показать не только Зиночке, но и нам троим, сидящим буквально рядом на кушетке. Разумеется мы смотрели во все глаза, а стриженный пацан аж рот разинул. Зиночка послушно прощупала дядьке между ног, отчего он только шире заулыбался, обнажив жёлтые зубы.
«Семён Владиленович?» — «Да можно Владимирович!» — «Это не моя вина, что вас так запустили, я всё это вижу в первый раз! Так что оперировать вас во вторник не будем – нужны дополнительные анализы и снимки!
И операция предстоит более сложная – только требование категорическое: я иду на преступление, но отпускаю вас домой на выходные – хоть в бане, хоть в пруду, хоть на площади – но промойте всё под крайней плотью! И советую лобок побрить самостоятельно – у нас тут условия вы сами видите какие! Бритвы старые, сёстры нищие! Со мной сейчас пойдёте, и получите свою одежду!» Дядька просто просиял: «Ниночка Васильевна, да я тише воды и ниже клевера! Как сказали, так Сёма и сделает, в самом лучшем виде!» —
От возбуждения дядька с трудом натянул пижаму и вприпрыжку выскочил из процедурной вслед за врачихой, а Зиночка наконец занялась нами вплотную: «А ну, гвардейцы — штаны долой и на кушетки боком! Это у нас Уткин, Сидоров – а ты кто?» Стриженый пацан снял штаны и неожиданно тоненьким голосом как-то сдавленно пропищал: «А я – Капустина Катя!» Я невольно обернулся и увидел уже знакомую девчачью щелку между ног и никакого писюна! – «Вот незадача – так ты девочка?» — И без того розовая Зиночка совсем покраснела от конфуза: «Ну ты не испугалась, маленькая – это ведь сильно больной был мужчина!» — «Да чего тут страшного – интересно даже!
У моего папки – совсем не такие яички! А у братиков пиписьки совсем маленькие! Я вот тоже вырасту и буду доктором!» — «Ну и хорошо, солнышко – подставляй попку!» Зиночка ловко вставила Кате клизму и перешла к толстому пацану, у которого писюн почему-то надулся и торчал торчком. Я опять удивился, а Зиночка просто всунула ему шланг в попу как ни в чём не бывало. Я уже несколько раз видел здесь в больнице такие раздутые писюны и решил, что раз никто не обращает на них внимания, то это совершенно нормально.
После клизмы я почувствовал себя намного лучше и вернулся в палату повеселевшим.
Становилось всё темнее и темнее. Было не просто жарко, а очень душно, как бывает перед грозой у нас на юге. Тяжёлый влажный воздух совершенно не двигался, накопленное в нём электричество шибало в головы. «Сегодня прогулки не будет – видите, какая страсть надвигается?» — объявила нянечка. «Все гуляем в коридоре!» Где-то вдали засверкалимолнии, раскатисто загремел гром.
Становилось всё жарче. Одеваться после обхода никто не спешил. Полусонные девчонки так и бродили по палате без штанишек, многие сделали себе подобие вееров и пытались обмахиваться. Но пот тёк со всех буквально ручьями. Карина встала, да так голяком и потопала в туалет. Никто её не остановил и не удивился.
В палату влетела сестра в совершенно мокром халате: «Алевтина, ты одна осталась! Ну не задерживай людей — бегом марш на процедуры!». Алька стала ныть: «А в чём я бегать должна? Не могу я вашу пижаму надевать, в ней жарко! Вот, посмотрите – я только на завтрак сходила, а всё совсем мокрое! Почему у вас маек нету?» — «Щербакова, ну ты же уже большая, что же ты нервы мне мотаешь? Я бы сейчас и сама догола разделась – но надо же работать!
Кто ж виноват, что духотища такая!» — «Большая-большая! Потому и жалуюсь, что большая! Мелюзге-то что! А я вот соски растёрла – тут какой-то шов на вашей пижамке, посмотрите! И вот ещё!» «Ох ты, горюшко! Да как же тебя угораздило? Сейчас я всё обработаю! Слушай, полотенце ведь у тебя есть? Смотри – вот так на шею вешаешь и на груди расправляешь! Я на море так ходила – лифчика нет, а никто не видит! Ну пойдём же, ждут нас! И в палате потом не одевайся, пусть подсохнет!»
«Нет, девки, вы видали? Я теперь тоже буду в полотенце ходить, а то задолбала эта пижама! Придумали тоже – байковая одежда по такой жаре! Это у них летняя считается!»
Я встал и впервые после операции самостоятельно пошёл в туалет. Вначале глова опять сильно закружилась, но я немного постоял и двинулся дальше. В коридоре было необычно людно. Мне навстречу шли две старшие девочки не из нашей палаты в интересных костюмах: из полотенец они сделали юбочки, а длинные волосы распустили и перекинули себе на грудь, так что соски оказались прикрытыми пушистой волной. Все остальные девчонки провожали их восторженными и даже немного зависливыми взглядами.
Вдруг по коридору пробежали три совершенно голых пацана, искусно лавируя между детьми, и скрылись за дверью туалета. «Девчонки, гляньте! У седьмой палаты всю одежду отобрали!» — «Ух ты! А почему?» — «Да они вчера пошли на пруд черепах ловить, так перемазались все с ног до головы! И к отбою опоздали, даже без ужина остались!» В это время из туалета вышла голая Каринка. «Ой, Кариночка, а ты чего без штанов?» Но та лишь показала себе на горло, пробурчала что-то нечленораздельное и пошла в палату.
Когда я выходил из туалета, меня в дверях чуть не сбили с ног ещё два голых пацана гораздо старше меня. За окнами громыхала гроза, дождь лил как из ведра. Однако прохладнее почему-то не становилось, скорее даже наоборот. В коридоре уже несколько девчонок прогуливались в юбочках из полотенец. Одна из них поймала пробегавшего мимо голого пацана: «Миша, Миша – а что же вы полотенцами не повяжетесь?» —
«Ага, полотенцами! А они у нас есть? Полотенца-то как раз самыми первыми отобрали – мы стали умываться, а эта зелёная гадость не отмывается ни фига! Я тоже тёр-тёр, а всё равно полотенце потом зелёное стало! Ну Нинка и разозлилась – такое, говорит, и в выварке не отстираешь! А всё этот Вован – Я знаю дорогу, я знаю дорогу! Завёл почти по пояс, мы рады, что вообще хоть выбрались!»
В туалете я пописал и напился воды прямо из под крана – хотя глотать было всё ещё трудно и больно, но пить так хотелось, и журчание воды так соблазняло, что я не выдержал. После этого мне стало так хорошо, как до операции бывало не часто. Придя в палату я привычно снял штаны и лёг поверх простыни.
Вдруг из коридора в нашу палату девчёнки затащили совершенно голого пацана чуть постарше меня. Он усиленно выворачивался, тряся длинным худым писюном, но силы были явно не равны: девчонок было много. «Сюткин, ты это куда так торопишься?» — спросила нахальная рыжая девчонка. «Ой, отстаньте, в туалет охота! Чо привязались?» — «Как это «чо» — ты почему без штанов бегаешь, и не стыдно тебе?» — «А вы сами голяком – это чо?» Все девчонки в палате действительно были без трусов, и уж тем более без курточек — «Так мы-то в своей палате, дурень, сам же знаешь, что на тихий час пижамки надо снимать, а ты в коридоре бегаешь!» —
«Ну чо пристали – забрали у нас штаны у всех, так уссаться теперь?» — «Ну зачем же – вот у нас судно есть, вот и посикай!» — «Это что же – при девчонках? Ни за что не буду! Отпустите, идиотки!» — Бедный пацан рванулся изо всех сил, но держали его крепко: «Ах, ты ещё ругаться будешь? А ну быстро сикай, а не то – прямо сейчас отвинтим твою пипиську!» Одна из девчонок действительно схватила его за писюн. «Ай, отстаньте! Фиг с вами, смотрите – чтоб ваши зенки полопались!» — Пацан стал писать в давно уже подставленное судно. Посмотреть на такое сбежалась вся палата, только я с Каринкой, да ещё новенькая соседка остались лежать.
На неожиданное представление девчонки реагировали по-разному. Некоторые, посмотрев лишь мельком, тут же отворачивались с брезгливым видом. Многие равнодушно поглядывали, хихикая при этом, а кое-кто из девчонок чуть ли не носом уткнулись в писающего пацана, стараясь не проронить ни капли.. Вдруг кто-то закричал: «Атас, к нам идут!» Пацана моментально вытолкали за дверь, а судно задвинули. Вошла толстозадая медсестра с капельницей, которую неловко поставила моей соседке.
Уронив что-то на пол, медсестра сильно наклонилась, и её юбка задралась сзади чуть ли не до пояса. Трусов на ней не было, и она чуть ли не тыкалась в меня своей толстой попой. Меня всегда удивляло, почему женщины, особенно пожилые, наклоняются, если что-то надо поднять? Ведь гораздо проще присесть! А ещё лучше – просто лечь на живот, да и искать себе спокойненько!
Дождь за окном шумел всё сильнее. Какой там дождь – гроза, ливень, буря! Но и голоса в коридоре становились всё громче, так что девчонки всё чаще с любопытством высовывались за дверь. Я тоже не выдержал, и забыв натянуть штаны, вышел в коридор.