— Слышь, бабуля…
Она подняла глаза. В пяти шагах от неё стоял слегка пьяный и нагло ухмыляющийся юнец. В руке он держал нож. Десятки мыслей в один миг пронеслись у неё в голове. Одна в лесу… маньяк… этот убьёт… что делать… пропала… Она хотела было произнести что-нибудь традиционное — «Я вас слушаю» — да язык словно онемел. Юнец между тем наслаждался её беспомощностью.
— Ну, поиграем, детка?
Вера Георгиевна поняла всё сразу. С этим шутки плохи. И упрекнуть его в фамильярности язык не поворачивался. Так, значит, парень хочет залезть в её трусы. Пусть лезет, пусть. Лишь бы не убил, лишь бы не убил. А ведь он может. Это она прочитала в его глазах.
— Да стара я для тебя, сынок. У меня и внуки старше тебя. Посмотри, ведь ты молодой, красивый… девчонки небось сохнут по тебе?.. Да они только рады будут… А я что ж?.. Да ты только глянь на меня. Отцвела уже давно…
— Замолчи, сука.
Всё, разговор окончен. Лучше его не злить.
— Не сердись, не сердись. Это я так, сдуру. Что мне делать, сынок?
— Расскажи, как тебя ебали в жопу.
Он расстегнул ширинку и вытащил свой член. Понятно, приготовился мастурбировать. Может, этим и ограничится? Хорошо бы. Вера Георгиевна немного призадумалась, вспоминая, как её муж, по пьяному делу, однажды, году так в 195… нет, она не помнила… Одним словом, воспоминания были не из приятных.
— Да было, было, сынок… Помню муж мой… Он… он…
— Не мямли, пизда старая! Давай, давай, рассказывай… Муж… Как там его? Хуй Петрович… согнул меня пополам… поднял юбку, или что там… трусы снял… да не молчи ты, падла!
— Да, да, конечно… ты не волнуйся так, сынок… сейчас всё расскажу… сейчас, миленький…
— Начинай! И без этих там… влагалище… член… пенис-шменис… Чтоб этих слов сраных я не слышал!
Вера Георгиевна на секунду прикусила губу. Матом она никогда не ругалась. Ничего, голубушка, придётся. Ещё как придётся. Какие же слова подобрать? И как описать то, что происходило в далёкие пятидесятые годы на станции «76 километр»?
— Помню, были мы в гостях… Мужа моего сослуживец дачный участок получил… Выпили малость. Да нет, не малость. Шибко выпили-то, да… Засиделись допоздна. Смутно помню. Вроде как пошли пешком на станцию всей компанией. А дорога-то через лесок… Темно, прохладно уж… Никодим-то мой и говорит: а что, Вер, давай, как в молодости? Вон за тем кустиком. А я-то пьяная, соображаю плоховато… а что, давай! Отстали мы от компании, шасть в кусты…
Юнец закрыл глаза. Она видела, как он теребил свой восставший член. Лишь бы пронесло, лишь бы пронесло… Надо постараться, авось и цела останусь. Этот случай она и впрямь помнила весьма смутно. А фантазия на что? Ну что ж, хочешь жить — умей фантазировать…
— Ну вот… Никодим вытащил свой… свой… в общем… хуй… а он у него был такой же красивый, как у тебя, сынок… Ну, пососала, как полагается, а потом… а потом он мне его в… в эту… в жопу-то… Ох, и сладко же было! Ох и сладко!..
— И всё?!
— А я-то покрикиваю, мол, давай ещё, Никодимушка! Еби меня в жопу! А он свой хуй всё глубже вбивает! Ох, как сладко!..
— Что на тебе было, старая? Чулки там, трусы? Давай с подробностями!
— Чулки, само собой… Вот как эти… И трусы…
— Белые?
— Белые.
— А сейчас на тебе какие?