— И ты собирался всё это выпустить мне в письку? . . Сумасшедший! . .
— Я бы вынул, и в тебя бы ничего не попало…
Люся возмущённо одёрнула юбочку и убежала. И до самого замужества никого к себе не подпускала. Замуж в первый раз она вышла, когда ей исполнилось 18 лет за выпускника того же хореографического училища, в котором училась сама. И только в первую брачную ночь лишилась девственности. Дальнейшая жизнь в замужестве не принесла ей ничего, кроме разочарования. Муж, так же как и она сама, ничего не знал о супружеских отношениях и просто удовлетворял, лёжа на ней, свою похоть. А она — просто это терпела, гадливо подмываясь всякий раз после соития. В конце концов, они расстались. Несколько лет после этого она жила одна, привычно доверяя свою письку только собственному пальцу. Страстная по натуре, она мастурбировала по нескольку раз в день. И, хотя это хоть как-то притупляло чувство полового голода, вряд ли было достаточным для молодой женщины. Знакомство с Георгием всё поставило на свои места. Он сразу ей понравился: мужественный, красивый и… разведённый. Пока он был в Афгане, жена даром времени не теряла, и он ей этого не простил. Балерина Люсенька сразу ему понравилась женственностью, грациозной походкой, красотой. Он стал за ней ухаживать и однажды вечером она ему уступила.
Георгий или Жора, как она сразу стала его называть, с первого же раза проявил себя настоящим мужчиной — он был опытен, хорошо «разогрел» её чувствительные зоны, и она с восторгом отдалась ему, нимало не заботясь о том, что он без какого-либо предохранения выпустил ей в письку весь запас своей спермы. Оргазм её восхитил! Она охотно уступала ему столько раз, сколько он хотел. В конце концов, они поженились. Она быстро забеременела и родила дочку Инночку. Ещё какое-то время их семейную жизнь ничто не омрачало…
Я часто заходил к своей младшей тёте-балерине, и мне поручали надзирать за моей двоюродной сестрой, когда её родители отлучались по делу. В 17-летнем возрасте я поступил в институт и часто готовил курсовые работы дома у тёти — там было тихо и уютно. А заодно присматривал за маленькой кузиной. Тот, кто читал другие мои рассказы, помнит, что я однажды «сотворил» с малышкой, когда ей было два годика. Но сейчас я о другом. Жора и Люсенька обожали ходить в банные номера, которые функционировали недалеко от их дома. Неженатых туда не пускали, а для них — был «зелёный свет». Я прекрасно представлял, что в этом номере Жора делал Люсеньке. Но им этого, повидимому, было маловато. По возвращении они запирались в своей комнате. Оттуда слышался заливистый смех Люсенкьки и обрывки фраз: «Жорик, я чувствовала, что тебе мало… я даже, когда уходили, трусики не надела… ой! . . ну а как же ты думаешь? . . » Потом всё стихало, слышался скрип пружин кровати, и через некоторое время — чуть слышные стоны, потом шёпот: «Жорик, ну давай уже, я больше не могу… » Потом мерный скрип кровати и всё сильнее и сильнее — громкие вскрики Люсеньки и в конце — тихая фраза: «Не вынимай пока, хорошо? . . «
Что в это время творилось со мной, легко представить. Я был тайно влюблён в свою молоденькую тётю. Когда её не было дома, я рылся в бельевой корзине и извлекал оттуда Люсенькины трусики, предназначенные для стирки. Полосочки с отпечатком её писи найти было нетрудно. Я их нюхал и частенько целовал. А потом доставал свой «инструмент» и быстренько заливал заветные полосочки своей спермой (всё равно стирать!».Потом шёл в «их» комнату и легко находил на простынях засохщие следы спермы Жоры, которая вытекла из Люсенькиной письки вчера после посещения бани. В общем, до курсовых ли было работ! . .
Жора был эгоистом. Он никогда не применял презерватив, и бедной Люсеньке приходилось раз в 2-3 месяца отправляться в больницу на аборт. Она относилась к этому довольно спокойно:
— Аборт, так аборт! Зато без предохранителя такой кайф!
Продолжалось всё это довольно долго. Но потом так внезапно прекратилось, что окружающие даже не поняли, что же произошло. А просто Жорику надоела одна лишь жена, и он принялся менять одну за другой любовниц (медсестёр в больнице, где он работал, было предостаточно). Люсенька впала в транс. Она ходила по квартире неубранная, непричёсанная, часто в распахнутом настежь халатике, а то и вообще в трусиках и лифчике. Я при виде всего этого просто балдел! А Люсенька частенько присаживалась возле меня на стул и, глядя в мои расчёты, жаловалась:
— Игорёк, ты уже большой мальчик и всё понимаешь. Скажи: ну почему? Что это получается — у них, у этих медсестёр, что-то лучше, чем у меня?
Я не мог оторвать взгляда от заветной припухлости между Люсенькиных ножек и только мычал что-то нечленораздельное. Мне было непонятно, как можно было отказаться от такой красавицы и такой страстной молодой женщины, как моя тётя. Вот если бы мне такую! И однажды, не ожидая сам от себя такой смелости, произнёс (точнее, пробормотал):
— Люся! Может быть, я сумею тебе как-то по-мо-чь? . .
Она внезапно замолчала. Потом, глядя мне прямо в глаза, спросила:
— Ты это… о чём?
Я совсем осмелел:
— Вот об этом!
И положил руку прямо ей на трусики — «туда». Она моей руки не убрала, но строго сказала:
— Ты что, — с ума сошёл?
— Люсенька, я тебя обожаю!
— Я знаю. Думаешь, я не заметила, что ты делаешь с моими грязными трусами?
Я зарделся краской. Она всё знала и ничего мне не говорила! Люся помолчала, потом тихо сказала:
— Ну и пусть! Ему можно, а мне нельзя? Пусть это будет ему назло! Пойдём, Игорь! Прямо сейчас. Только я вначале подмоюсь и ты «его» помой. Договорились?
— Но… у меня нет… презерватива…
— А ты думаешь, я знаю, что это такое? Пойдём! . .
Рассказывать, что я чувствовал, слушая то, чему меня обучала тётя, лёжа передо мной с раздвинутыми ногами и потом, когда, распалённая страстью, прижимала меня к себе, чтобы мой член вошёл поглубже в её письку, бессмысленно. Мне казалось, что я на седьмом небе, когда моя сперма заполняла её влагалище…