— Ну что, Сашка! С днем рождения тебя!
Трое ребят сидели на полу комнаты и потягивали пиво из запотевших банок. Лучи заходящего солнца освещали казенную обстановку стандартной комнаты жилого блока интерната: письменный стол, кушетку, маленький телевизор и небольшой холодильник. Тому, кто хоть раз видел обстановку детского дома, все в этой комнате показалось бы странным — и то, что это комната, рассчитанная на одного человека, и мебель, и возможность уединиться с приятелями. Но ученики и прочие обитатели «Школы прогрессивного обучения» воспринимали это как само собой разумеющееся.
Когда-то «школа» создавалась как интернат для одаренных детей из неполных или трудных семей. Идея поначалу оказалась властям очень заманчивой, и несколько лет в тихом городке, далеком от суеты мегаполисов, безбедно существовал интернат, каждый ученик которого жил в условиях, нормальных с точки зрения любого западного педагога, и фантастических для большинства российских обывателей. Действительно, где это видано, чтобы воспитаннику интерната полагалась отдельная комната в двухкомнатном блоке с ванной и туалетом, мебель и, какая-никакая, бытовая техника. Когда деньги на интернат выделяться перестали, нашелся богатый спонсор, который превратил идеал в закрытую частную школу. Неясно, что послужило причиной, филантропия или другие соображения, но учились в школе и дети богатых родителей, и бывшие воспитанники детских домов.
Правда, самих обитателей школы разница в общественном положении волновала не сильно. Комфорт жилых комнат и редкое по нынешним временам оборудование учебных классов сочетались с жесткой, почти военной дисциплиной, поддерживаемой учителями и сотрудниками службы безопасности. Как ни странно, им удалось создать и вот уже много лет поддерживать атмосферу, которую в прежние времена назвали бы коммунистической. По школе ходили слухи, что в первые годы существования школы это достигалось жестокими, порой даже бесчеловечными методами, но какими именно — уже никто и не помнил. Во всяком случае, с первых дней своего здесь пребывания ученики усваивали простую истину — папа и мама, какими бы влиятельными они не были, остались снаружи, а здесь ты такой же, как и все. И лучше бы тебе не распространяться о своей жизни до поступления в школу.
Естественно, никакой контроль не может быть абсолютным. И по школе ходили слухи о том, что кто-то из учеников втихаря приторговывает травкой, у кого-то можно раздобыть спиртное, а кое-кто из девочек: Ну, вы сами понимаете, не маленькие уже. Слухи эти пресекались жестко и подтверждались только периодическим отчислением отдельных учеников. Отчисляли, правда, редко. Чаще всего нарушитель дисциплины вызывался на беседу к Барбосу, как ребята втихаря называли начальника службы безопасности школы, и после такой беседы ученик если и не становился ревностным исполнителем школьных правил, то, по крайней мере, всячески старался никогда больше не попадаться. При этом бывшие нарушители наотрез отказывались сообщать, даже под большим секретом, о чем же с ними Барбос беседовал.
У ребят, собравшихся в в этот вечер в одной из жилых комнат, был особый повод подергать судьбу за усы. Сегодня был Сашкин день рождения, двенадцать лет — не такая уж маленькая дата. Андрюхе, хозяину комнаты, уже стукнуло четырнадцать, как и Костику, его соседу по блоку. Интересная это была пара. Костик, невысокий, коренастый подросток с крепкой фигурой, абсолютно черными волосами и пронзительным взглядом голубых глаз был мечтой половины своих ровесниц. Сашке было очень забавно наблюдать, как одноклассницы, свысока взирающие на него и остальных сверстников, терялись и краснели, когда Костик проходил мимо.
Андрей являл полную противоположность соседу. Высокий, стройный, со светло-русыми волосами и карими глазами, гибкий и подвижный, он был душой всех ребячьих затей. Удрать за пределы территории, подбросить что-нибудь в женский туалет или раздевалку, раздобыть что-нибудь запрещенное — все это оказывалось ему по плечу. Создавалось ощущение, что Андрей — единственный человек в школе, включая учителей, который ни капли не боялся ни Барбоса, ни его подчиненных.
Собственно, за то, что они делали сейчас в этой комнате, можно было схлопотать по полной программе. Сашка знал это, понимал, что даже мама, преподаватель истории, не спасет его от наказания, но ощущение опасности придавало особую пикантность ситуации. И хотя он терпеть не мог пиво, он все же выпил уже половину банки, ощущая себя по-настоящему взрослым.
— Что, вот так прямо и попросила?
— Ага. А я ей и говорю: мне-то что с того, что ты подругам нахвастала. Мне за такое знаешь как влетит, если кто из учителей увидит?
— Тебе что, трудно было? Половина пацанов мечтает с Танькой целоваться.
Сашка чуть не подавился от возмущения. Да если б Танька предложила ему вот так просто себя поцеловать: Везет же Костику, а он еще кочевряжится.
— Ты что, совсем глупый. Поцеловать — раз плюнуть, но ей-то надо, чтобы подруги видели. А за такое расплачиваться надо. Ну вот, я ей и говорю — а ты мне за это дашь себя пощупать.
— И что, дала?
Ну, поломалась, конечно. Сиськи у нее, скажу я вам:. — Костик мечтательно прикрыл глаза. — А вот письку пощупать не дала. Ну ничего, успеется.
То ли от выпитого, то ли от рассказа, Сашка почувствовал приятную тяжесть внизу живота. Джинсы почему-то стали слишком тесными, к лицу стремительно прилила кровь. Надеясь, что приятели этого не заметили, Сашка встал и вышел из комнаты, попытавшись как можно небрежнее бросить:
— Пойду, отолью.
Сашка зашел в туалет и прикрыл за собой дверь. Писюн стоял, как вкопанный. Такое с ним раньше уже случалось, но в сложившейся ситуации, помимо приятных ощущений, это доставляло серьезное неудобство — для того, чтобы отлить, пришлось простоять над унитазом довольно долго.
Отлив, Сашка долго прислушивался к ощущениям. Что-то было не так. Писюн стоял как вкопанный и чего-то требовал. Требование его было вполне очевидно, хотя как его реализовать, Сашка не понимал. Пацаны шепотом говорили, что, если бы в такой момент рядом оказалась голая девочка, все сразу стало бы понятно, но вот что именно — никто так и не рассказывал.
Скрипнула, открываясь, дверь, и Сашка инстинктивно развернулся, понимая всю глупость положения. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел бы его таким, со спущенными штанами и болтающимся как палка писюном.
— Ой, Сашка, извини, защелка не работает. Ого!
Андрей замолчал, уставившись на Сашкин писюн. Красный как рак, мальчик начал судорожно застегивать штаны, пряча в них свое хозяйство. Взглянув на его лицо, Андрей радостно заржал.
— Пойдем, не тушуйся. Я ж те говорю, взрослый уже. Слышь, Костик, представляешь, захожу я в туалет, а там стоит этот крендель, держит двумя руками свой член и не знает, что с ним делать.
— Да отстаньте вы, все я прекрасно знаю.
— Погоди-погоди, ты что же, ни разу не дрочил?