Орфей терпел. Время — шло.
— Эвридика! Эвридика! — не вытерпев позвал Орфей.
Но в ответ слышал всё те же стоны и утробное рычание. А тут и солнечная колесница ускорила свой бег к краю земли. Это Кербер и Эвридика, поглощённые сплетением тел, пересекли границу в подземный мир и оказались снаружи. Светозарный Ээлиос увидел то, что они творят, неимоверно возбудился и поторопился домой, дабы зачать в эту ночь Цирцею. Орфей же понял, что может наконец лицезреть, что происходит.
А происходило следующее.
Кербер, огромный трёхглавый пёс, покрытый клочковатой шерстью и чешуёй сношал Эвридику, словно течную суку. Последние лучи солнечной колесницы ещё не растворились во тьме, и Орфей видел всё в мельчайших подробностях. Эвридика лишь только сейчас полностью обрела тело и оно, это тело, оказалось во власти похотливого монстра. Лицо девушки искажала гримаса. Музыкант, в жизни не державший в руках ничего опаснее стилоса, которым записывал слова песен, готов был броситься в сражение, лишь бы прекратить происходящее… но остановился. На лице Эвридики была гримаса не ужаса, не отвращения — нет. Её прекрасный лик искажало сладострастие.
Хвост Кербера — чешуйчатое орудие убийства с костяной пикой на конце — подрагивает в воздухе. Крепкие задние лапы, шерстистые и перевитые сухожилиями, широко расставлены и упираются в землю, когти впиваются в камни. А под ним бьётся в конвульсиях страсти та, ради которой Орфей рискнул посетить мир теней.
Огромный, светящий адским малиновым светом фаллос снуёт внутри лона человеческой женщины. Она стоит на четвереньках, придавленная весом Пса. Глаза широко распахнуты и смотрят в бездну, рот растянут в безмолвном крике… но тело движется в такт движениям монстра. Из всех трёх оскаленных пастей Кербера хлопьями летит ядовитая слюна и выжигает траву и землю. Девушке же она не причиняет ни малейшего вреда.
Орфей оцепенел и остаётся недвижим.
Но вдруг все три головы Кербера поднимают пасти вверх и издают вой. Вой. Душераздирающий вой. Эвридика, которая до этого лишь издавала стоны присоединяется к своему насильнику и тоже начинает завывать. Движения монстра ускоряются, теряют ритм, он вгоняет фаллос на всю длину, резкое движение — и Эвридика вылетает из-под него, словно кусок мяса, брошенный зажравшимся псом.
Девушка мгновение лежит на земле. Встаёт. По её бёдрам течёт зеленоватое семя, смешанное с кровью. Она истерзана, словно сборщица винограда, которую изнасиловала сотня злодеев, но всё равно прекрасна. Эвридика медленно оглядывается. Взгляд равнодушно скользит по всё ещё оцепеневшему Орфею. Она смотрит только на Кербера.
Адский пёс же, словно малый щенок, упал на спину и выставил жёлто-зелёное гладкое брюхо, покрытое крокодильей чешуёй. Фаллос обмяк, но не потерял своего размера. Он светится малиновым и, несмотря на то что Кербер лежит на спине, проходя по брюху свешивается до самой земли. Орфей задыхается от того, что не может постичь происходящего. Эвридика подходит к Керберу, встаёт перед ним на колени, берёт в свои тонкие и нежные руки этот член, словно бы слепленный из десятка человеческих и начинает его облизывать.
Берёт в рот похожую на гриб головку, прикрыв веки водит по ней языком и слегка посасывает. Вытягивает остатки зеленоватого семени, что ещё сочится из отверстия и с наслаждением глотает их. Пёс поскуливает. С каждым движением языка Эвридики адский фаллос уменьшается, его малиновое сияние стихает. Совсем скоро он уменьшается настолько, что умещается в рот девушки полностью. Она стоит на коленях перед Кербером и явно наслаждается вкусом пёсьего отростка. Из её бесстыдно оттопыренного лона, окровавленного и изорванного, огромными каплями вытекает семя. Но вот возбуждение пса прошло, его фаллос с громким развратным звуком выскакивает изо рта девушки и втягивается под защитную пластину внизу живота. Эвридика в растерянности замирает, словно не зная, что делать дальше.
И тут — о, боги! — порождение Тифона и Ехидны резко перекатывается, оказываясь на всех четырёх лапах, крайняя левая пасть хватает человеческую женщину за одну ногу, правая крайняя за другую. Из средней же пасти высовывается длинный язык и начинает вылизывать лоно Эвридики. Раздаётся шипение, напоминающее звук раскалённого клинка, когда им прижигают рану. Но вместо крика боли изо рта женщины раздаётся стон наслаждения.
Орфей вспомнил, что тогда, ещё в прошлой жизни он так же, как Кербер сейчас, наслаждался телом своей женщины. Как был сладок сон, что наступал сразу же после момента изливания семени! А Кербер не нуждается во сне, проклятое чудовище, и вместо того чтоб смежить очи вылизывает Эвридику — его Эвридику! — словно свою собственность.
Как будто услышав его мысли, Эвридика произносит:
— Уходи Орфей. Я теперь его собственность. А он — принадлежит мне. Мы будем вместе вечно.
Орфей приоткрыл рот, что закричать, но вместо этого в горле лишь забулькало.
— Ты сказал, что готов погибнуть, лишь бы я покинула Царство Аида. И ты мог это сделать, кинувшись в неравный бой, а пока Кербер рвал бы тебя на части, я успела бы ускользнуть. Ты решил отдать ему не своё, а моё тело. Так тому и быть — я остаюсь с тем любовником, которому ты меня отдал. Ты же никогда больше не сможешь полюбить ни одну женщину, а похоть свою станешь удовлетворять с юнош… Блядь! Шш-т-ш-трш-ш-шщ…
— МОД? Это ты называешь модом коррекции сексуального поведения? Сука ёбаная, что за хуйню ты мне подсунула?! Пидорасом решили меня сделать, проклятые законники? Да я вас всех самих сейчас выебу, и с тебя начну первой, шалава ты конченая!
Первый год после отсидки для Дугласа Магомедоффа выдался крайне неудачным. Его, как и многих других, выпустили в честь амнистии после известных событий 2053 года. Выпустить выпустили, а что делать дальше — не сказали. Однако за семнадцать лет мир изменился слишком сильно, чтоб Дуг мог чувствовать себя в нём комфортно. Всё напичкано следящей техникой, включая бедренную кость самого Дугласа. Не разгуляешься.
Впрочем, парень с мозгами всегда устроится. Вот и Дуглас пристроился к одной тупой овце, ебливой, словно гэм-кошка. Не особо красивая, но за несколько месяцев воспитания Дуглас сделал из неё отличную рабыню. Сдавал в наём всяким старым извращенцам. На жизнь, качественную наркоту и регулярные медчистки хватало с лихвой.
Если что-то выглядит как шлюха, разговаривает как шлюха и ведёт себя как шлюха — то это шлюха и есть. Что плохого, если на этом ещё можно и подзаработать? Дуглас был хорошим хозяином, не каждой блядине повезёт с таким. Он всегда тщательно выбирал клиентов. Только самых старых и самых богатых — они уже слабосильные, а платят лучше всех. Дуглас никогда не заставлял свою рабыню жрать дерьмо и заниматься подобной грязью. Собаки, кони и прочая живность — это да. Но разве можно конкурировать на рынке, если не предоставлять клиентам эту ваниль? Почти не бил, а если и бил, то несильно, так что за неделю она вполне могла отходиться и вновь приняться за работу. Но жизнь штука несправедливая — не все были согласны с мнением гражданина Магомедоффа. Однажды Дугласа крепко взяли за яйца — жадность фраера сгубила, сказал бы ему дедушка Хасан, если б дожил.
Клиент хотел проткнуть рабыне пузо и отодрать её прямо в эту дырку. Эксклюзив, конечно, но ничего за гранью. Премия компенсировала дополнительные издержки на штопку. Клиент оказался подставой. Пиздец попадалово. Даже год на свободе не отгулял, а уже под следствием.
Однако настоящий талант не пропадёт. Господин Магомедофф был отменным дрессировщиком, поэтому на суде шлюха утверждала, что всё делала по доброй воле и безо всякого давления. Умница. Даже жалко, что теперь ему нельзя приближаться к ней ближе, чем на пять километров. Единственное, что смогли ему пришить законники — это деструктивные психологические манипуляции на сексуальной почве. Карается принудительной установкой мода в систему дополненной реальности. Тьфу! Плюнуть и растереть, так думал Дуглас, оказавшись в кабинете психокоррекции, где в компании строгой, но фигуристой психотехнички сел примерять моды, один из которых ему прошьют в башку.
Хорошо, что он вовремя выдернул подгрузочный кабель. Ещё чуть-чуть и законники заставили бы его искупать свою якобы «вину», пялясь в жопу с расплодившимися нынче пидорами. Нет уж.
— Так, сука. Соображай быстрее, как нам выбраться из этой неловкой ситуации, — Дуглас проворно вскочил и приставил антикварную пишущую ручку к сонной артерии психотехнички, прижав тёлку к стене.
В кабинете коррекции по закону не полагалось камер. Кнопка тревоги была далеко под столом. Оставалось только надеяться, что сучка была чистая, без вживлённых имплантов связи. Хотя, если на её столе валялась древняя стальная авторучка, то психотехничка явно была из консерваторов. Тех что кормят остальных этим имплантированным говном, а сами живут по природе.
— Неловкая ситуация? Что ты называешь неловкой ситуацией? — в голосе психотехника не было и намёка на страх. — Тебя тоже смущает, что такой сильный и красивый мужчина угрожает слабой и беззащитной женщине?
— Ты мне в уши не закачивай, а лучше придумай, почему я не должен сделать из тебя заложницу, чтобы вместе сдохнуть при штурме.