«Если ты наказанная, то я буду решать, что ты должна, а что нет», — сказал ты с улыбкой.
Я заколебалась было, но, видимо, решив, что это справедливо, молча ушла на кухню и вернулась с еще одним бокалом и второй чашечкой кофейного сервиза. Поставив посуду на стол, я зажгла еще несколько свечей, разбросанных по комнате и погасила свет.
Потом я не села в кресло, а опустилась рядом с тобой на колени. Широкий низ платья не мешал этому, но зрелище было странное.
Возбуждающее, чарующее и странное. Я стояла на коленях, опустив глаза и всем своим видом показывая, что я жду… наказания?
Вдруг все происходящее тебе показалось каким-то нереальным, то ли детским, то ли просто глупым, ты улыбнулся и какое-то время боролся с собой, чтобы не рассмеяться. Но… мои груди так призывно смотрели на тебя из выреза, что ты очень быстро вернулся в то состояние ожидания и возбуждения, которое владело тбой вот уже полвечера. Ты налил мне полный бокал вина и сказал…
«Пей!»
Я взяла бокал двумя руками и как послушная девочка выпила, не спеша, маленькими глотками, но до дна. От вина над губой остались маленькие красные «усики». Ты поднял мое лицо и наклонившись — я стояла совсем рядом — поцеловал, слизнув остатки вина с моих губ. Я как бы очнулась от своей покорности, опять в глазах заиграли озорные искорки, и уже глядя прямо тебе в глаза, спросила…
«Ты придумал мне наказание?»
Ты задохнулся, и даже вцепился в подлокотник кресла — внезапно закружилась голова. Медленно, шепотом, выдавливая из себя слова, ты произнес…
«Я… хочу… тебя… изнасиловать…»
Мои глаза немного потемнели, в них проявился не то испуг, не то вопрос, но я тут же подавила все эти эмоции и улыбнулась, выражая покорность твоему решению. Ты тут же спохватился…
«Нет, нет. Ты не думай, я не буду груб, или, там, бить тебя, но я хочу почувствовать, что ты моя, совсем моя, что я владею тобой, что я взял тебя, даже если ты не хочешь…» — ты уже нес какую-то чушь, задыхаясь и боясь, что я тебя не пойму, пойму не так или сочту извращенцем, или… Странно. Игра как бы отошла на второй план, забылась, все стало совершенно настоящим — и желание — совершенно похотливое и неприличное желание, и нежность, и чувство вины, и восторг, и любовь, все обострилось — это и была Жизнь, в отличие от обыденных будней, которые были лишь жалким подобием игры…
«Да, да. Я понимаю, ты не волнуйся, я понимаю. Я согласна» — я улыбалась тебе нежно, покорно и мудро…
Звук моего голоса отрезвил тебя. «Бред!» — подумал ты. Замотал головой.
«Ой, что это со мной. Забудь. Бред какой-то, ты что…»
«Нет, нет. Не бред. Я хочу. Ты хочешь — а значит, и я хочу. И это будет мне наказание, и ты забудешь про театр…»
«Нет…»
«Да…»
Мы препирались еще какое-то время, сначала всерьез и горячо, потом с нежными улыбками, желая доставить друг другу удовольствие, потом… Потом, по мере того, как ты давал себя уговорить, в тебе нарастало желание, похоть, в твоих глазах проявлялась сталь, и ты с удовольствием видел покорность в моих глазах… Ты уже ощущал, как расстегнешь мое платье и доберешься до этих дразнящих грудей, задерешь юбку, снимешь трусики — я буду лежать в совершенно неприличном виде, открыв твоему взору вход в глубину своего влагалища между раздвинутыми ляжками, как ты… Ты облизнулся и допил свой бокал.
Потом ты наполнил оба бокала, и я также медленно и покорно выпила еще. Ты уже не так нежно, даже грубовато, притянул меня к себе и поцеловал. Страстно, сильно засасывая губы, заявляя свои абсолютные права. Потом еще и еще, насилуя меня уже в поцелуе. Я была покорна и податлива.
Ты встал, поднял меня, продолжая целовать. Теперь ты, уже не стесняясь, мял мои груди, теребил попку, прижимал к себе и отстранялся, просовывая руку между моих ног. Развернул к себе спиной, прижал попкой к напрягшемуся члену и не расстегивая платья просунул пальцы в корсет. Моя грудь всегда сводила тебя с ума… Я покорно изгибалась, наклонялась, раздвигала ноги и подставляла губы. И хотя ты все более распалялся, и иногда довольно больно хватал мою грудь или ляжку, но я улыбалась счастливой улыбкой, то ли считая это справедливым наказанием, то ли удовольствием. Ты уже тяжело дышал и поэтому остановился,помотав головой, и весело посмотрел на меня. Я, опустив глаза, нарисовала улыбку и покорность на лице.
Ты сел в кресло, приказал мне налить кофе — и себе тоже — и усадил потом на колени. Кофе был горячий, и, боясь меня ошпарить, ты прекратил свои приставания, мы пили кофе и щебетали — ты все просил прощения за свою неслыханную наглость, а я доказывала, что я плохая девочка, и лишь благодаря твоей нежности и мягкости я так легко отделалась, и это совсем не наказание, а удовольствие. Ты стал гладить мою ногу, и я тут же задрала платье, чтобы тебе было удобнее гладить мою ногу — да и вид так был приятнее. Но тут ты решил проявить строгость — в конце-концов у нас изнасилование! — и шлепнул меня по руке, строго сказав, что ты сам сделаешь все, что захочешь и когда захочешь. Я несколько съежилась, опустила глаза и покорно сидела, пока ты гладил мою ногу. Шелк платья приятно скользил по чулку, но еще приятнее было нащупывать подвязки и голое тело выше чулка. Потом ты приказал мне немного наклониться и оттянуть край платья и корсета… Это удалось не очень, но уже можно было заглянуть туда, где в глубине терялась ложбинка между грудями, оттуда тянуло теплом и завораживающей бархатной темнотой…
Голова слегка кружилась — теперь уже и от выпитого вина, кофе кончился.
«Теперь я тебя положу на кровать. Можно я тебя привяжу?»
Я мельком взглянула на тебя, тут же снова опустив глаза.