— Да старший брат козел пристрастил.
— Как ваш старший брат тоже был космонавтом?
— И брат, и дядька, и отец, и отец отца все по не многу космонавтили.
— А мы думали вы первый.
— Ну да, в этой стране четверть мужского населения космонавты, но только космонавты скрытые, а я явный, потому наверно и первый.
— Однако какой же вы все тки интересный человек, сразу видно, что не из простых. Но все же, как к этому можно пристраститься, ведь космос ни опера, ни кино, ни балет.
— Пристрастится можно ко всему чему угодно, особенно к плохому. Сначала ты думаешь, что все хорошо, потом что все хорошо, но чего-то не хватает, а после все хорошее куда-то внезапно улетучивается, и ты уже сам не знаешь, как от всего этого избавится. А так вообще я очень пристрастен.
— И к чему же еще.
— Ну…
На одном из резких поворотов голову Юрия (он, между прочим, не солгал) сильно подкинуло верх, и мой герой, пользуясь удобной ситуацией, обхватив талию ближайшей девушки, в мгновенья ока, со скоростью ракеты устремившийся в даль, своим собственным лицом, или вернее своим любопытным носом, вошел в предел своей порнографической неизбежности: белые пятна, черные дыры, зной прекрасного тела, ели уловимый запах самки, — в одночасье поглотили его.
Некоторое время салон автомобиля напоминал курятник, заберись в него хитрый и наглый лис. Юрий, извиваясь как червь, выкрикивал на всю глотку не что невообразимое, ну что-то вроде, — я вас всех сейчас от косманавчю; девушки естественно возражали; в самых красноречивых фразахвыказывая свое неудовольствие; отвешивая мировой звезде подзатыльники, больно пихаясь коленками, громко стуча ножками и прочие. В какой-то момент Юрий осознал, что совершил большую ошибку, — но было уже поздно. Нежданно-негаданно в его левом ухе раздался хлопок, напоминающий звук лопнувшего пузыря жвачки, затем звуки затихли, краски поблекли, в глаза хлынула ночь, и вот он уже видел то, что наверно и должен был видеть первый космонавт, выходя на орбиту, — а именно мириады, мириады звезд.
Сколько времени прошло с момента потери Юрием сознания история умалчивает, однако точно известно, что очнулся он уже к вечеру в спальне незнакомого ему дома. Голова его после знакомством с остротой каблука женской туфли была неловко перемотана полотенцем. Прежняя одежда куда-то исчезла, а вместо нее его голое тело покрывал женский халатик. Имей он возможность, видеть себя в этот момент в зеркале, он наверняка бы влюбился сам в себя. Выглядел он в нем и впрямь Великолепно! Голова болела как после столкновения с астероидом. Наркотическое опьянение полностью сошло на нет.
Прошедший день пудовой гирей всплывал в его, не слишком обремененном интеллектом сознанье. Испуганный незнакомой обстановкой молодой человек растеряно озирался по сторонам. Но вот он вскочил на ноги и как загнанный зверь прыгнул в одну сторону, затем в другую, но вдруг замер на месте, только теперь хорошо видя, где находится. Спальня, в которой Юрий очутился в ходе почти, что фантастических обстоятельств была размером в треть его старого дома, где помимо его ютилось также еще несколько семейств; таких полов крытых роскошным дубовым паркетом, такой мебели, видимо некогда вывезенной из оккупированной Германии и потолка глядевшего вниз огромной бронзовой люстрой и не типично-искусной лепниной, он, пожалуй, не видел не когда.
Единственное что он мог видеть раньше, из общего интерьера помещения, и что наверно видеть не хотел, был лик вождя всех народов, что смотрел на него сверху вниз с одной из стен помещения в обрамление тонкой, деревянной рамки. Вся мелочная и трусоватая натура Юрия проснулась в нем от этого гневного взгляда, ибо не надо было быть великим математиком, чтобы счесть про себя, сколько ему грозила и за девиц, и за травку, и худшее из всех совершенных им зол посрамление чести первого космонавта. И пусть шел 1963 год время так называемой оттепели, все же, ужасы прошлого из колымских рассказов брата, живо проснулись в памяти этого шарлатана по не воле; волосы на голове зашевелились, а душа сровнялась с плоскостью полированного пола.
Не мешкая ни мгновенья молодой человек решительно бросился к окну, но увы оно оказалась зарешечено с внешней стороны, он схватился за ручку двери ведущей на балкон, — да разрази того гром кто додумался первым закрывать на ключ туда двери. Молодой человек в ужасе снова огляделся по сторонам. Дверь, ведущая вглубь дома, оказалась чуть приоткрыта, за той тускло мерцал, чем-то, — видимо плафоном приглушенный свет, играла музыка, по полу блуждали тихие тени. Молодой человек сглотнул, сделал глубокий вдох и на цыпочках, тихо, тихо двинулся в сторону спасительного выхода.
Прошло уже прилично времени с того момента как Юрий опершись об дверной косяк и скрестив на груди руки, наблюдал за происходящем. А посмотреть было на что, в подернутом поволокой дымки пространстве гостиной прорисовывались силуэты; тлетворный запах анаши, мешался с тонкими ароматами духов; тихое постанывание с музыкой патефона; в то время как свет играл с мраком, плоть со своими тайными желаниями. Все как одна, одна как все, на всем протяжение пространства, — вполне себе в духе социализма, материализма и женской солидарности. А ничего себе картинка.
Две девушки обрели приют на уютном кожаном диванчике, одна в полном неглиже лежала на нем, другая еще не до конца избавившаяся от одежды верхом сидела на ней, властно вдавив хрупкое тело в мягкую кожу, третья же девушка из этой общей, восхитительной композиции сидела на полу, и обхватывая руками ножку лежавшей язычком игралась с ее точеной коленкой. Чуть в отдаленье, от них, прямо на расстеленном ковре, покоилось еще два обнаженных тела, — как две извивающихся, словно сросшихся друг с другом змеи. Я не читал Камасутры, не знаю, какой номер был у этой затейливой позы, но сам бы я назвал ее, — Хорошо!!! Последняя девушка так и не найдя себе пары сидела на стуле, совсем близко, спиной к созерцателю, и потягивая косячок в тоже время игралась с пальчиком, в кошки-мышки.
Иногда она вытягивала увлажненный пальчик наружу, жадно обсасывала, его и вновь погружала в скрытый от взгляда проем. Вырвавшийся из под палов халата мерзавец, молодого человека мог бы рассказать, а том, что секс в Союзе все таки был, а след, от губной помады, выступавший на его неровном и длинном стволе, а том, что он, — этот мистер пресловутый, даже в те времена мог принимать довольно таки либеральные черты. Захваченный в плен искушений, молодой человек уже не думал о бегстве, нет мысль о нем, еще не полностью выветрилась из его сознанья, но все же податливо уступала место другой, куда более актуальней: как же теперь обратить внимание девушек на свою позабытую персону, дабы самому окунутся в этот манящий и безбрежный океан лизбийской любви.
Для начала он решил кашлянуть, — но это не помогло, потом свиснуть, — но девушки были слишком увлечены процессом, наконец, молодой человек был вынужден громко, вслух, произнести буквально следующее.
— Товарищи, девушки, можно секунду вашего внимания!
Нет, Сталин, конечно, не ожил, небо не разверзлось, музыка не заглохла, но своего молодой человек все же добился. Шесть пар заинтересованных глаз устремились на него в этот момент.
— Ах, наконец-то Юрий вы и проснулись, а мы-то думали, что до самого утра изволите почивать. Притворялись хорошим мальчиком, так простодушно, так по-русски дарили миру свою знаменитую улыбку, а на самом деле оказались кем, — большим шалунишкой. Как же, это, все тки не хорошо!
Говоря это одна из девушек, та самая, что оставалась все это время в одиночестве, и чья губная помада по удивительному совпаденью имела тот же оттенок, что и та, чей след, как улика на месте преступленья зиял, на уже упомянутом возбужденном органе Юрия, поднялась с места и двинулась прямиком к нему.
Остальные девушки тут же последовали ее примеру, — как шесть голодных волчиц обступающих свою несчастную жертву. Они приближались медленно, тихо, жутковато. Молодой человек, не ждавший такого подвоха, попятился назад и отступал до тех пор, пока не споткнулся об уже хорошо знакомую ему кровать. Но вдруг неожиданно, возможно даже для самого себя, гордо выпрямился, его зрачки игриво блеснули, а по губам скользнула улыбка. Он обвел девушек покоряющим взглядом и через паузу сказал:
— А я ведь могу, я действительно могу это сделать!