— Чего уж, я тебя в эту историю впутала, буду делать теперь все, что положено, пошли в ванную.
— Принимай душ первая, — сказала я и усевшись на крышку туалета, подняла юбку и расстегнула застежки на чулках, медленно по одному, скатала чулки вниз на лодыжки, привстала, сняла платье через голову, скомкала его и бросила на столик. Пэм стояла в нерешительности. Я отвернулась, услыхала шорох снимаемой одежды, Пэм торопливо разделась и скользнула в кабинку душа. Я сняла лифчик, потянулась, вздохнула свободно. Расстегнула пояс, спустила до пола черные кружевные трусики, переступила через них. Повернулась к зеркалу. Из зеркала на меня смотрела молодая, длинноволосая брюнетка, гладкая, немного смуглая кожа, идеальной формы с широким основанием грудь, коричневые крупные соски, мягкая линия плеча. Ничего лишнего, но и ребра не светятся. Тонкая, гибкая талия, почти плоский живот, неширокие бедра. Повернулась в профиль: прямая спина, длинная гибкая шея, круглые полные ягодицы, стройные длинные ноги с тонкими лодыжками, как у породистой лошади. Аэробика, сауна, массаж — все это не было впустую: я откровенно любовалась собою и мысль о том, что сегодня всем этим будут любоваться много знакомых и совершенно незнакомых людей, будоражила и возбуждала меня.
Я отодвинула матовую, стеклянную дверцу и скользнула в кабинку к Пэм.
— Ой! Здесь мало места, — испуганно проговорила Пэм, отворачиваясь от моего взгляда. Ах вот почему Пэм не любит майки без рукавов, догадалась я, увидев густую растительность у нее подмышками. Волосы у нее на теле были густые, светлые, слегка рыжеватые.
— Ну, не бойся, я не кусаюсь, так быстрее будет, да и поможем друг дружке. — я намылила мочалку, повернула Пэм спиной к себе и начала тереть ей спину. Я начала с шеи, потом переместилась на плечи и лопатки, потом потерла ей бока, низ спины, хлопнула под конец ладонью по ягодицам.
— Поворачивайся передом, монашка, — Пэм повернулась ко мне грудью. Соски ее были напряжены — это сразу бросилось мне в глаза.
— У тебя интересная грудь, — сказала я Пэм, проводя пальцем вокруг перетяжки, охватывающей ее сосок,
— Никогда не видела такую форму не у негритянок. Она молчала, я же осторожно стала водить мочалкой вокруг и между ее грудей. Скользкие, налитые груди выскальзывали, из-под мочалки, тогда я стала помогать себе рукой. Пэм же все это время стояла не шелохнувшись, опустив глаза. Я подняла ее подбородок и неожиданно для самой себя поцеловала в губы. Пэм присела, выскользнула из моих объятий, открыла дверцу кабинки и закричала:
— Крис, мерзавец! Подлец! Негодяй!
Я выглянула, брат Пэм, Крис воспользовавшись тем, что мы оставили дверь ванной незапертой, незаметно проник сюда к нам и подглядывал за нами в щелку раздвижной двери кабинки душа. Пэм, накинув халат на мокрое тело, боролась с Крисом, пытаясь ухватить его за ухо. Вскоре ей это удалось, Крис морщился от боли но молчал, вырваться больше не пытался, стоял в углу, не поднимая глаз. Подглядывая за нами, он еще к тому и занимался рукоблудием, так как штаны его были расстегнуты и приспущены.
— Ну, чего же ты теперь не смотришь? Смотри, я не прячусь, проговорила я, подходя ближе. Но Крис не поднимал глаз, только сопел себе под нос чуть не плача.
— Родителям рассказать? Выпороть? Ну что же с ним делать-то будем? — спрашивала Пэм, сердито глядя на брата.
— Родителям всегда успеем рассказать, особенно, если он дальше будет плохо себя вести. Выпороть — не помешало бы, да жальвремени совсем нет. Пусть он лучше испытает то же, что только что испытали мы — стыд. Раздевайся, Крис, спускай штаны, а мы с твоей сестрой будем смотреть.
Крис молча стоял, втянув голову в плечи, и еще больше краснел. Он не двигался.
— Ну, нам некогда, так что двигай отсюда и готовься к разговору с родителями. — я приоткрыла дверь, и подтолкнула Криса к выходу. Он заартачился, не захотел идти, потом глянул на нас из-под лобья, промямлил срывающимся глухим голосом:
— А точно не расскажете?
— Посмотрим на твое поведение, может и не расскажем.
Крис вздохнул, стянул джинсы, расстегнул рубашку. Быстро стянул майку через голову, немного помедлил, и спустил свои белые хлопчатобумажные трусы до колен. В таком положении, не глядя на нас, он замер. Его писюн дергался в такт биениям сердца и вырастал на глазах, как в ускоренном кино растут и распускаются цветы. Крис совсем тихо заплакал. Пэм не выдержала и истерично закричала:
— Хватит, пошел отсюда, пошел вон!
Ему не нужно было повторять дважды, Крис подхватил одежду и мгновенно исчез за дверью ванной.
— Безобразие, гадкий мальчишка, гадкий мальчишка! — заплакала Пэм.
— Все нормально, успокойся, это возраст такой, мальчишки все такие, у него гормоны играют, день и ночь только о девчонках и думает. Была бы хорошая, любящая сестра, удовлетворила бы его любопытство.
— Ты это о чем? Угрожающе спросила Пэм.
— Ну там: книжку какую принесла ему, с картинками, про пестики и тычинки, — засмеялась я, — Пошли, времени уже совсем мало осталось. Приведи в порядок мою прическу.
Пэм постелила простыню на покрывало кровати и предложила мне сесть.