— Да, Джимми, с женщинами тоже кое-что происходит, но не так заметно. Чаще всего у женщин увеличиваются соски. Это своего рода эрекция на груди. — При этих словах они оба захихикали. — Но главное, что показывает возбуждение женщины — это увлажнение вагины. Это называется секрецией, и если женщина очень возбуждена, эта жидкость может даже вытекать на внешние губы и дальше на бедра. — Уф-ф!.. Чего только не приходится… Она почувствовала ту самую секрецию на собственных бедрах.
— Ага. Спасибо, мам.
Он заворочался и повернулся на бок, собираясь спать. И это все? «Спасибо, мам?» Она тут наизнанку выворачивается, чтобы объяснить тринадцатилетнему подростку, как выглядит разгоряченная вагина, и это стоит всего лишь безразличного «Ага»? Ну что ж, дурацкое завершение дурацкого дня… Она закрыла усталые глаза и попыталась унять острые иголочки желания, щекочущие промежность.
Номер на двоих. Продолжение
Глава вторая.
Лиз Макензи поворачивается к спящему рядом сыну. Тот лежит на животе, приоткрыв рот, лицо искажено гримасой. Одеяло сбилось на сторону, и ей хорошо видно, как прикрытые трусами бедра, подчиняясь торопливо-судорожному ритму, вдавливаются в матрац. Вот он рукой бессознательно тянется к животу, и его частое дыхание переходит почти в рычание…
Она напугана. Она уже готова растолкать его, закричать, даже позвать на помощь или сделать еще какую-нибудь глупость. К счастью, она вовремя понимает, что происходит… впервые в жизни ей воочию довелось увидеть, как корчится объятое эротическими сновидениями мужское тело. В своих сексуальных фантазиях она часто пыталась представить нечто подобное… Лиз замирает в томительно-сладкой неге. Конвульсии, сотрясающие сына, становятся лихорадочными, затем его тело напрягается и — со стоном вжавшись в матрац, он бьется в нахлынувшей волне оргазма. Ей вдруг отчаянно, до боли захотелось повторить на себе все то, что только что проделал во сне сын — пальцами, подушкой, да чем угодно — лишь бы унять дикое возбуждение, захлестнувшее тело.
К счастью, он так и не проснулся, так что у нее есть время, чтобы прийти в себя. Нет, Лиз, ты не ханжа… хотя и поняла, что Джимми видел во сне именно ее — это, по сути, инцест — ты не возмущаешься, а скорее сочувствуешь ему. Бедняга, скоро он проснется, весь залитый спермой, этого не скроешь. Может быть, стоит притвориться, что ничего не заметила? Или встать пораньше, пока он еще не проснулся? Нет, пожалуй, из этого ничего не выйдет. Да, конечно, она его мать, но сейчас она в ситуации настолько интимной, что, похоже, выручить может только полная откровенность… Лиз расслабляется и закрывает глаза, чтобы немного поспать, пока не проснулся Джимми.
Ей удалось задремать, но бессвязные мысли и отрывочные образы, мелькавшие в голове, ничуть не утихомирили сексуальный зуд в теле. Было всего шесть утра, когда она бедром почувствовала какое-то шевеление. Затем горестный стон и громкое шипение…
— Черт!
Джимми лег на спину, коснувшись ее боком. Она повернулась к нему, облокотившись на подушку. Теперь ее бедро прижималось к его боку, одна грудь легла на плечо сына. До нее вдруг дошло, что ее голые груди оказались прямо перед его глазами, но она решила не менять позы, чтобы не привлекать к этому внимания.
— Доброе утро, сынок. Рано у них тут светает, да?
Он пробормотал что-то в ответ. Она не сомневалась, что Джимми сейчас разрывается между двумя противоречивымижеланиями… отодвинуться, чтобы мама не почувствовала липкую влагу на его трусах или, наоборот, потеснее прижаться к ее соску, так жарко щекочущему плечо.
— Джимми, я знаю, что с тобой случилось, — сообщила она, легонько дотронувшись до его трусов. Он дернулся, будто задел провод под током. — Уверяю тебя, тут нечего стыдиться. Это бывает со всеми мальчиками-подростками, особенно после нереализованного сексуального возбуждения, как вчера вечером.
— Н-ну, мам… — он попытался было отодвинуться, прикрыв трусы руками. Затем вдруг сообразил, что теперь есть повод поуютнее устроиться рядом с мамой и, наоборот, подвинул голову ближе, щекой едва не коснувшись ее нижней груди. Теплое дыхание обдало верхнюю грудь, тотчас отозвавшуюся знакомым сладострастным покалыванием. Лиз вспыхнула, заметив взгляд Джимми на набухающем прямо на глазах соске.
Она обреченно вздохнула, но не отодвинулась. — Послушай меня. Никто не пострадал, за исключением твоих трусов, а мне совсем не трудно простирнуть их для тебя… А теперь, молодой человек, я вам приказываю оставаться на месте!
Отодвинувшись, она встала с постели, оставаясь по-прежнему полуголой. Раковина была рядом, поэтому она просто повернулась к ней, взяла тряпку для посуды и тщательно намочила ее теплой водой. За ночь ее «французистые» трусики окончательно потерялись где-то в щели между ягодицами, так что перед Джимми открылся просто потрясающий вид. И зачем только она надела именно эти — ведь она их надевала только если был шанс, что будет кому полюбоваться… Вернувшись к кровати, Лиз опустилась на колени и, склонившись над изумленным сыном, положила тряпку ему на живот и стала осторожно стягивать с него липнущие к телу трусы.
— Мам!.. — но он не шевельнулся, лишь закрыл глаза.
Она, наконец, сдернула с него трусы и бросила их в раковину. Затем снова взяла тряпку и принялась аккуратно и не торопясь вытирать его живот и гладкие, еще по-детски безволосые половые органы. Поначалу она просто намеревалась успокоить его нежной материнской заботой. Но, не успели пальцы коснуться его интимной плоти, как возобладала какая-то другая, скрытая часть ее существа. Усилием воли ей все же удалось подавить сильнейшее желание поцеловать мягкий пенис сына. Ее пальцы, чуть прикрытые тряпкой, так и льнули к нему… удержаться и не погладить, не приласкать его — это было уже выше ее сил.
Оргазм случился всего минут тридцать назад, но это целая вечность для тринадцатилетнего подростка, которого ласкают умелые руки красивой полуобнаженной женщины. Джимми поднял голову и круглыми от изумления глазами смотрел, как мама взяла его член рукой и стала поочередно слегка сжимать и поглаживать его, одновременно другой рукой, через мягкую тряпку, охватив яички. Возбуждение проявилось мгновенно и очень зримо. Выражение лица Лиз не изменилось, хотя пульс, похоже, удвоился, когда она взялась за основание теперь уже твердого члена и мягко, но исключительно тщательно протерла его влажной тряпкой.
— Ну вот, кажется, чисто. Подожди-ка, я возьму полотенце.
Не сводя глаз с его паха, она бросила тряпку в раковину и нащупала полотенце. Затем вернулась к сыну и, обернув махровым полотенцем, принялась добросовестно — очень добросовестно! — вытирать его. Затем обернула полотенцем торчащий член, сжала его и, крепко потянув напоследок, завершила работу. Джимми едва не кончил, когда шершавая ткань прошлась по его вздыбленной плоти. Какое-то время в комнате слышалось только его постепенно затихающее дыхание. Оба, как загипнотизированные, не сводили глаз с подрагивающего члена.
— Мам, ты… — выдавил он, переводя взгляд с ее голых грудей на тонкие трусики, — я, наверное, должен сказать «спасибо». Это было… Господи, как хорошо! Но как же мне быть-то теперь? Даже если я продержусь до вечера, это опять случится. Но я, мам, наверное, до вечера не продержусь.
Она постепенно приходила в себя, остывая после чувственного зноя, застилавшего глаза и вновь принимая роль заботливой матери.
Вот черт! Лицо залило краской… и о чем только она думала! Вот если бы она вымыла его сразу, пока он еще не восстановился после… Да нет, все равно — у подростков период восстановления, наверное, равен нулю. И так каждый раз… что ни сделаешь, увязаешь все глубже и глубже. Вот вам, пожалуйста… он уже требует чуть ли не сексуальных контактов.