Глава Первая.
Она отправила в рот последний кусочек запеченной в тесте трески и запила его оставшимся на донышке пивом. А недоеденные картофельные ломтики (как это англичане их называют — чипсы, кажется?) не жаль и оставить. Джимми уже доел свою порцию и теперь его единственным желанием — как, впрочем, и ее — было поскорее добраться до постели и завалиться спать. Во время этого импровизированного ужина они то и дело подначивали друг друга — кто первым займет ванную, чтобы принять душ.
Они прибыли в Англию сегодня утром. Летели всю ночь, плюс шестичасовая разница во времени. И ей, и сыну спать пришлось кое-как, скрючившись в креслах, и после завтрака на борту — есть совсем не хотелось — в восемь вечера по Гринвичу они вышли в аэропорту Гатвик. И вот они, наконец, в баре уютного отеля в Стратфорде-на-Эйвоне, номер в котором она заказала по телефону заранее. Однажды она уже летала в Англию и знала по собственному опыту, что лучше сразу перестроиться на новый режим сна, чтобы как можно быстрее приспособиться к разнице во времени, так что они втиснулись в свою взятую напрокат микролитражку и весь день добросовестно осматривали замки, церкви и живописные окрестные деревеньки. Похоже, Джимми смирился с ее сомнительной теорией перестройки — во всяком случае, нытья по этому поводу не было.
Вообще, его поведение оказалось для нее приятным сюрпризом. Она думала, что после развода он предпочтет жить с отцом, но он провел с Джеймсом всего неделю (это было месяц назад), после чего заявил, что остается с ней. В порыве радости, она решила этой поездкой в Англию отблагодарить сына. Только когда уже было поздно что-то менять, ей пришло в голову, что тринадцатилетнему мальчишке путешествие по Англии вдвоем с мамочкой вряд ли покажется такой уж классной идеей. Но он, похоже, искренне обрадовался, и она решила, что насмешливые искорки в его глазах по поводу ее энтузиазма — всего лишь плод воображения.
Когда они вернулись к машине, чтобы забрать свои вещи, она вновь подивилась тому, как он подрос за последние полгода. Худой как жердь, и уже на целую голову выше своей миниатюрной мамочки. Как вовремя подоспела эта его новая мужская сила — одной таскать тяжеленные чемоданы ей было бы явно не под силу. Ладно, теперь быстренько зарегистрироваться — и спать, спать…
Вот теперь разница во времени сказалась вполне… она почти не понимала, что там бормочет портье, уши были словно заложены ватой. — Да, вы заказывали номер на двоих… остался последний… все гостиницы и мотели вокруг тоже заняты… разгар сезона…- Зачем повторять очевидные вещи? И почему он так странно поглядывает то на нее, то на сына? Действительно, они будут жить в общей комнате, но переодеваться они будут в ванной, а кровать у каждого своя. Они же, в конце концов, мать и сын!
Она продолжала механически кивать… — Ладно… хорошо…- пока портье, наконец, не проводил их наверх, к номеру. Задержавшись у двери с бесхитростной табличкой «Туалет», он сообщил, что придется пользоваться им вместе с другими постояльцами, зато это совсем рядом, всего через две двери от их номера — очень удобно. Стоп, минутку — это что еще за новости!
— Но я же специально просила номер с ванной! — Она уже представила себе, как по утрам придется дожидаться своей очереди, чтобы умыться. — Разумеется, миссис Макензи, у вас в номере есть душ и умывальник. — Казалось, его раздражала ее непонятливость. — Если вы хотели еще и отдельный туалет, надо было заказывать номер «en suite». У нас всего два номера с туалетом и ванной, и оба сейчас заняты. Это старинные здания… когда их строили, современной канализации еще не было.
Ах да, конечно, у англичан это называется «en suite», теперь она вспомнила. Ну да ладно, хотя бы свой душ будет… Вот только взяла ли она с собой халат — вдруг ночью в туалет захочется? Она чуть не прыснула со смеху, представив себе каких-то странных полуодетых типов, шатающихся по полутемному коридору в поисках сортира.
Портье остановился у двери с номером четыре. — Ну, вот ваш номер. Если что-то будет нужно, дайте мне знать. Завтрак по-английски — с восьми до девяти тридцати, — и он передал ей ключ.
Она открыла дверь и отодвинулась в сторону, чтобы Джимми смог внести вещи. Затем прошла за ним и закрыла дверь. Джимми повернулся к ней. На его лице читалась целая гамма чувств… растерянность, смущение и… скрытая радость?
— Мам?!..
Оглядев комнату, она сразу поняла, отчего он так растерялся.
Крохотная комнатка — едва хватит места, чтобы поставить чемоданы. И — двуспальная кровать в центре! Одна — и для нее, и для сына!
В углу душевая кабинка размером с телефонную будку, а в противоположном углу, рядом с кроватью — крохотная раковина и зеркало над ней.
Лиз Макензи присела на кровать — больше было просто некуда, за исключением разве что неуклюжего деревянного стула — и в совершенном отчаянии прикрыла голову руками. Так вот почему портье так странно на них посматривал! Что же делать? Подумать только — спать в одной постели с сыном-подростком!
К счастью, она взяла с собой исключительно долгополые ночные рубашки, имея в виду, что им придется ночевать в общей комнате. И опять, только сейчас она вспомнила, как англичане называют такие номера. Ну конечно, надо было заказывать не номер на двоих, а двойной номер!
А душевая! Она посмотрела на нее сквозь пальцы, мысленно взмолившись, чтобы каким-то чудом все переменилось. Но нет — мало того, что это не отдельная комнатка, еще и стенки сделаны из прозрачного пластика, и только примерно на высоте ее талии наклеена декоративная полоска в цветочек — сверху слишком низко, снизу слишком высоко, все прелести будут как на ладони… Черт, черт, черт!
Номер заказан на двое суток — эта мысль окончательно добила ее. И портье специально подчеркивал, что других свободных номеров нет! Нигде!
Какое-то время они молчали, не смея проронить ни звука. Наконец, Джимми глубоко вздохнул и первым отважился заговорить…
— Мам, я понимаю, это кошмар, но ты же не виновата! По-моему, надо просто вести себя естественно. — Ну да, естественно. Вот только как это сделать? Раздался звук сбрасываемых ботинок. Когда она посмотрела на него, Джимми уже стаскивал с себя рубашку. — Я первый в душ. Мне как-то неудобно, но ты же моя мама, так что все равно видела меня голым. Я ведь в таком виде и родился, правда?
Он нервно хихикнул — шутка, мол, такая — и она признательно улыбнулась ему в ответ. Следом за рубашкой и майка полетела на кровать. Потом он прямо посмотрел в глаза матери и, едва заметно пожав голыми плечами, одним быстрым движением стянул с себя сразу и брюки, и трусы. Сделал шаг в сторону и теперь стоял перед ней совершенно голый, очевидно стесняясь своей наготы — так отчаянно смущаться умеют только подростки в период полового созревания.
Вот он, прямо перед ее глазами… гладкая округлая плоть, изогнувшаяся книзу. Дюйма четыре длиной, сверху слегка опушен рыжеватыми волосами, как у всех Макензи. Из своего опыта с Джеймсом и… ну, скажем, еще с одним мужчиной — она знала, что член сейчас в полувозбужденном состоянии.
Хорошо, что они тогда сделали обрезание… Господи, женщина — будто вскрикнул кто-то внутри — не смей так таращиться, он же твой сын!
Густопокраснев, она перевела взгляд выше, на его лицо. Джимми не отвел глаз, и она опять заметила, как по его лицу — наряду со смущением и удивлением — тенью промелькнуло то самое трудноуловимое выражение… Он развернулся и направился к душевой. Закрывая за собой дверцу в кабинку, Джимми еще раз оглянулся и, конечно же, она снова попалась… уставилась на его худенькую мальчишескую задницу.