— А он не буйный? — Спросил солдат у прапорщика, — может закоцать его в браслеты?
— У меня есть уши, — сказал я, — Вы говорите обо мне так, будто я собака, а не человек!
— А хрен тебя знает? — сказал вэвэшник, — написано, что тебя везут в психушку.
— Так не на лечение, а на экспертизу. Чувствуешь разницу?
— Всё равно посади его в одиночку в самый конец, — приказал главный.
— Повезло тебе, — усмехнулся охранник, — рядом с бабой будешь сидеть в отдельном купе.
— За, что она? Сколько лет и как звать, сразу поинтересовался я
— На ходу подмётки рвёшь! — Усмехнулся служивый, — Ольга, 25 лет. Башку топором отцу отрубила.
— Нифигасе?! Повезло! Офигеть надо!
— Только она ни с кем разговаривать не хочет. Себе на уме.
— Понятно, — ничего не понял я, особенно, в чём мне повезло.
Пока охранник отыскивал ключ от связки моего купе, подозреваю, он спецом меньжевался, я разглядывал свою соседку. Она сидела у противоположной стены, вперив невидящий взгляд, куда-то вдаль. Миловидное лицо, ладная фигурка. Нежные тонкие пальцы, прикрывающие симпатичные коленки были похожи на музыкальные. Я попытался поймать её взгляд и улыбнуться ей ободряюще. Она мимолётно взглянула на меня и повернулась, вперив взгляд в противоположную стенку. Наконец дверь была открыта, я вошёл в купе спец вагона, прозванного зэками: «Столыпин»
Сильно хотелось курить, но охрана пообещала дать отменных пиздюлей, тому, кто посмеет курить на стоянках. «Потому, что тут от дыма не продохнёшь. Поезд тронется, и курите сколько влезет».
Наконец состав громыхнул и стал медленно набирать ход. Этапируемые зэки, кто куда, дружно задымили в коридор. Дым тут же подхватывался ветром и, уносило из вагона. Я достал беломорину и с наслаждением закурил. В соседней камере раздался шорох. В стене было прокручено две дырочки, размером с указательный палец. Я приложил к одной из них губы и сказал:
— Оля привет! Меня, Юра зовут. Ты куришь? Если да, то я тебе прикурю и закину.
Молчание.
Я набрал в лёгкие побольше дыма и пустил тоненькую струйку к ней через дырочку. Тут же пальчик девушки закрыл её.
— А понял! Ты не куришь Извини А знаешь, я вот представил: Мы с тобой едем в поезде в одном купе на воле. Ты подсела на остановке. Но оказалась совсем неразговорчивой. Ну, типа бука.
В соседнем купе раздался тихий смешок.
Воодушевившись я в упоении стал продолжать.
— Я тебя спрашиваю, как зовут, а ты, молча, надула свои прелестные губки. Тогда, чтобы привлечь твоё внимание, стал показывать фокусы с картами, но это тоже было тебе не интересно. Тогда отчаявшись, я решил перекусить, чем Бог послал. А Бог послал мне: запеченную курицу. Насколько помидоров, огурцов, зелёный лучок, — перечислял я всё это, давясь слюной.
Я живо представил давно забытый вкус божественных продуктов и взглянул на полбуханки чёрного хлеба и традиционную палку селёдки, которую обычно выдавали перед этапом. Рядом с ними сиротливо соседствовала последняя банка консервов.
— И ещё там была банка с моей любимой килькой в томате, — взглянув на неё, продолжил я
— Юра перестань, пожалуйста, — тихо сказал ангельский голосок за стенкой, — У меня ничего нет кроме куска хлеба и ржавой селёдки. Я бы за банку кильки, не знаю что