— Ты не слушаешь, что ли?! – рявкнул вдруг Евген так, что на нас заоборачивались.
Пришлось признаться, что да, не слушаю.
— А что такое? – спросила я.
— Да ничего! – рассердился он.
До нужного мне дома оставался ещё один автобусный перегон, и я ускорила шаги, предвкушая тепло и Серёжкины горячие руки.
— Не убегай, — сказал Евген. – Объясни. Пожалуйста.
— Что ты хочешь? – уже рассердилась я, потому что начала мёрзнуть.
Оказалось, что его всё ещё занимает вопрос, почему Серёжка, а не он красивый. Аргументы типа «не в моём вкусе» на него не действовали.
— Ну, ладно, — сказала я. – Ты сам напросился. Ты мне не нравишься потому, что ты опускаешь людей, а потом ими пользуешься. Я не знаю, почему так происходит, но, по-моему, ты их боишься. Ну, что они окажутся умнее, тоньше, краше и вообще лучше, а потому надо сперва затоптать.
— Ты про Светку? – пренебрежительно спросил он.
— И про Артёма, — согласилась я.
— Но тебя я топтать не буду, — сказал он.
— Правильно, — согласилась я. – Кто ж тебе дастся!
Он обиженно засопел, а потом попросил, чтобы завтра я его дождалась, чтобы не ехала одна, потому что он попросит у отца машину. Я без задней мысли согласилась. Я уже видела знакомый подъезди окно на шестом этаже с каким-то экзотическим цветком. Не прощаясь, я рванула туда прямо через двор по глубокому снегу мимо качелей, накрепко вмёрзших в основание ледяной горки.
Серёжка высмотрел меня в окно. Он меня жда-ал, ура! Мы стали целоваться прямо в прихожей и не останавливались всю дорогу, пока добирались до его комнаты. На экране у него снова висели оранжевые квадраты. Это значило, что заказ он ещё не выполнил, и плакали мои мечты насчёт поваляться и потрепаться. Ну, хоть мамы его дома не было. Я позволила стащить с себя одежду и взялась за него. Серёжка мне усиленно мешал поцелуями и захватами своими. Потом он сам выдрался из джинсов и уронил меня на свою странную жёсткую кушетку.
Пока мы всё это проделывали, звонил мой телефон, но мне было не до разговоров. Моё тело уже научилось откликаться на малейшие Серёжкины касания. У меня появились любимые позы и движения. Я уже пыталась командовать сама, и он мне иногда позволял. Вот и теперь Серёжка разрешил оседлать его и с улыбкой рассматривал моё лицо. Его рот просто с ума меня сводил! Такой вырезной, твёрдый, когда надо, и нежный, когда Серёжка вот так смотрел на меня. Очень хотелось его поцеловать. Но я точно знала, что выпрямиться он мне потом не позволит, а начнёт доводить до воплей неглубокими проникновениями. Нравилось ему, когда я корчилась и пыталась догнать его в движении, распаляясь до состояния яростной фурии.
Сейчас я двигалась вверх-вниз по его стволу, закинув руки за голову, чувствуя, как восхитительно безотказно работают мои мышцы, как всё больше выгибается спина. Серёжка гладил мои колени и иногда помогал, подхватывая снизу мои бёдра и подталкивая вверх. Потом он видимо решил, что хватит, и скользнул пальцами в промежность, трогая клитор. Моментально колени задрожали, и я позволила себе наконец-то вытянуться на нём и прикоснуться к его губам. Серёжка накрест сцепил руки у меня на спине и перекатился на кушетке, подминая меня под себя и начиная свои сначала дразнящие, а потом всё более настойчивые проникновения.
В какой-то момент я поплыла, перестав чувствовать реальность. Я забросила руки за голову и прекратила отвечать на его движения. Только изредка непроизвольно мои колени соединялись и прижимали его бёдра. Я открыла глаза и увидела, что он меня разглядывает.
— Что? – спросила я.
— Любуюсь, как тебе хорошо, куэрида.
Он потянулся за презервативом.
— Не надо, — сказала я. – Я принимаю таблетки.
Он поцеловал меня с благодарностью, и началось что-то ну вовсе немыслимое с безумным танцем, томительными паузами, и закончилось таким долгим оргазмом, что у меня перехватило дыхание и хлынули слёзы. Он прижался ко мне всем телом и гладил пальцами по щеке.
— Ну что же ты плачешь, эступида, — бормотал Серёжка. – Ведь так хорошо…
— Нечего обзываться! – сказала я.