— Ого, — сказала Теряха, подняв брови. — Теперь-то ты что там забыла?
— Это ты забыла, что я не лохушка с форума. — Анюта мило улыбнулась, стаскивая кроссовку, а затем вжалась правой грудью в Теряхину босую ступню. — Кстати, я на кой-чё обиделась. Вытирать доску сиськами — это реально стремный изврат. Тебя Федоренко портит. Ты лучше ебись с ним, а не разговаривай.
— Да, ты лохушка не с форума, а из сортира. — Теряха припечатала другую Анютину грудь ребристой подошвой. Оживает, это хорошо. — Это ты стремная и ты меня портишь. Из-за тебя сегодня казалось, что я так же запросто могла бы выебать полраздевалки. А на самом деле попробую так с кем-нибудь в Москве — и по морде получу. Как вас вычислять, а? Которых можно.
— Я у тебя одна такая, — сказала Анюта, развязывая вторую кроссовку.
— Эт-та лю-бовь? — Теряха скривилась.
— Любовь — хуйня, — веско сказала Анюта. — Главное ебаться правильно. А в жизни чтобы просто всех посылать можно было.
— Ну всех мы, допустим, послали.
А насчет ебаться я не уверена.
— Терях, вот тебе типа есть с чем сравнивать.
— Типа есть. — Теряха улеглась на стол, заложив руки за голову. Куда указка-то успела деться? — Лижи сейчас так, как вчера жопу. Только пизду. Можешь? Вот когда ты знала, что там никакого астартина нет, у тебя начало получаться. Так что забудь про эффект плацебо, если у тебя такой расчет. Хотя ты и не знаешь, что это.
— Опять что-то выдумываешь? Хватит уже, для Москвы побереги. Получишь там в морду, поймешь, кого не ценила.
— Заткнись и лижи, я курить хочу, — сказала Теряха. — И не пытайся меня доить, как те два раза. Тогда, может, ценить начну.
— Терях, я тебе уже говорила, ты козел. — Анюта приподнялась и положила руки Теряхе на бедра; та выгнула спину, давая стянуть скользкие темно-синие штаны. — Ты козел с бородой, вон даже через трусы видно. Козлов не доят. Про козла другая пословица, но это тоже хуйня.
Анюта опустилась на колени, вытянулась вперед — край стола уперся в грудь, почудилось, будто Теряха и это предусмотрела. Уткнувшись между Теряхиных ног, Анюта где-то около подбородка почувствовала влажность. Ну и на том спасибо, дорогая. Она длинно проехалась языком снизу вверх: сначала ко вкусу ткани примешался женский, потом к ее мягкой шершавости — рыхлость небритого лобка.
— Вот у тебя сегодня белые, потому что на физру решила пойти, — заговорила Анюта, теперь уже без всяких лишних запятых, быстрыми словесными перебежками, между которыми сосредоточенно водила языком, делая ткань все мокрее и мокрее. — Понимаешь же, что Теряшева в черных трусах — это была бы тема дня. А вот представь, каково мне было в прошлый раз.
Теперь наконец пришло ощущение, что это и вправду как-то стыдно и смело — лизать у девочки. Раньше ведь действительно (лохушка!) вкус Теряхи казался чем-то лекарственно-строгим, чему приятным быть и не положено. А теперь если еще помедлить, снять с нее трусы совсем уже напитанными влагой с обеих сторон, то Анюта, наверное, испытает что-то вроде шока грубо совращаемой невинности — или того смешного ужаса, который при мысли о куннилингусе охватывает мальчиков.
Анюта знала это за собой, не осмысляя: в моменты возбуждения она могла легко сама себя завести еще больше, цепляясь за нужные мысли и картинки в голове. Поэтому секс оставлял у нее, помимо прочего, сладкое чувство наподобие творческого успеха. Не особенно понимая, почему, Анюта знала, что любого из парней вокруг, о которых вообще была невысокого мнения, сможет обратить в удовольствие для себя — да и самому ему подарить чувство, будто он в сексе ого-го. Пусть порадуется, а дальше уже не ей расхлебывать. Поэтому так ужасно вышло с Витковым — там, наоборот, Анюта себя начала накручивать задолго до их интимности, а потом все развалилось и рассыпалось. Елки-палки, трахнуть между грудей, нигде даже не поласкать взамен, и еще член дать облизать — да Анюта бы за такое влюбилась по уши, но Витков все это ухитрился проделать как законченный трусоватый мудак. Даже не козел, а псина какая-то. И Теряху она сейчас все еще боялась так потерять. Не тормози, Теряха, шоу должно идти.
Ведь мечтала она все-таки о ком-то, с кем все случится само. Кто сам, помимо ее воли вызовет в ней красочные судороги женской покоренности — которая не положена, вопреки мужскому мнению, просто за наличие члена. порно рассказы Ой нет, наоборот, эта штука у них для девочек, игрушка и заодно поводок; скорее вот эта штука, для девочек не предназначенная, разве что рожающая их иногда, сама по себе может заставить слегка оробеть. Киска (пизда, кисда) другой девочки — вещь почти стопроцентно эгоистическая. (Почти; но месть у нас на десерт.) Она может требовать удовольствия, а сама его не дает, — тогда как даже мальчик-пассив какой-то свой трудный кайф с этого получает. А тут либо меняться местами (на что Анюта первая бы ни за что не согласилась — ей нужен мужик, или так: ей нужен козел, даже если его зовут Ирочкой), либо по-особому начать относиться и к лизанию, и к женщине, и к себе
— Видишь, все честно, — приговаривала Анюта, кружа языком, пощипывая трусы губами, почесываясь щекой о мокрое. — Никакого астартина, никакого даже будто я верю, что он все равно есть, и это поможет.
— Это и называется эффект плацебо, — сказала Теряха вяло. Кажется, ее это не особо заводит, но по крайней мере расслабило.
— Всего лишь это? И много таких умных слов, которые только ради понта?
Теряха вдруг рассмеялась и потрепала Анюту по волосам.
— Вставай, — сказала она, убирая пятки с Анютиных плеч. — Указка.
Теряхина нежность: заодно и вытерла пальцы, которыми в меня лазала.
Анюта напоследок вжалась в трусы разинутым ртом, пососала, мотая головой и мыча, как ласковый теленок, поднялась и широко расставила ноги. Указка обнаружилась между столом и первой партой. Гигиена-то — для федоренковского инструмента, а не для Анюты, как выясняется. Ну да тем потом будет интереснее.
Чего Анюта не ожидала, так это что указка будет между пальцами Теряхиной ступни. Хорошо ей лежится, значит.