Генка ушел, я прикрыл пледом спящую Светку и стал носить в кухню посуду, а Ленка надела фартук и мыла. Это было так по-семейному, будто бы мы – муж и жена. Сейчас покончим с делами и ляжем в кроватку. В штанах у меня кое-что зашевелилось. Покончив с посудой, Ленка отерла о фартук руки, сняла его, повесила на крючок и вопросительно посмотрела на меня. У меня что-то сжалось внутри. Она сейчас уйдет. Кончается эта удивительная ночь, за окном уже светало. Как задержать ее, что придумать?
— Твой отец воевал? – спросила она, непонятно к чему.
— Конечно.
— Почему – конечно? Вот мой еще маленький был во время войны. А награды у него есть? Покажи.
Я повел ее в родительскую спальню, открыл шифоньер, где висел папин парадный китель с медалями. Ленка поглядела.
— А еще что-нибудь интересненькое есть у тебя?
Я хотел спошлить, мол кое-что интересное в моих трусах не дает мне покоя, но передумал. Я усадил ее в кресло и пристроился на подлокотник. Мы опять целовались.
— У-хх-у! – говорила в знак одобрения Ленка, не отрываясь от моих губ.
Я засунул руку ей под кофточку, ощутив нежность и тепло ее тела. Мы все еще не прекращали поцелуй. Я скользнул рукой по ее животу, пытаясь просунуть ладонь под пояс ее джинсов.
— Э-а! – опять через нос произнесла Ленка, чуть мотнув головой.
Что значит «э-а»? Я замужем, не приставай? Целоваться можно, но больше – ни-ни? Из вредности я энергичнее стал просовывать руку.
Пусть она мне не даст, пусть сейчас встанет и уйдет, все равно в памяти останется воспоминание, что ЭТО МОГЛО БЫТЬ. Сейчас засуну руку под трусы, хоть пощупаю, что там бывает у женщин, потом воспоминаний на целый год хватит, я буду представлять, что она сдалась моему натиску, а я, сломив сопротивления, взял ее! Я нащупал волосики, сейчас пальчик коснется…
— Э-а! — снова сказала Ленка (мой язык все еще пребывал у нее во рту).
Я чуть задержался, но тут же снова принялся опускать ладошку ниже. Кресло было тесное, ноги у нее плотно сдвинуты, да еще узкие джинсы. Одна рука у меня была занята – я гладил ее по волосам (на голове). Другую я вытащил из ее трусов и расстегнул джинсы.
— Э-а!
Ну уж нет, никаких «э-а». Теперь было проще оттянуть резинку трусов и дотронуться пальчиками до половых губ. Там было влажненько. Раз влажненько, значит она тоже хочет, подумал я и нажал немного средним пальцем, углубив его между губками. Ленка сделала встречное движение тазом. Точно, хочет. Может попробовать? Даже если ничего не получится, все равно — воспоминания на всю жизнь. А почему не получится? Встанет и убежит? Это мы еще посмотрим. Я подхватил Ленку на руки и перенес на родительский сексодром.
— Нет. Нет, – тихо говорила Ленка.
«Что ты ломаешься, как девочка!» — хотел я сказать, но не сказал. Я опустил ее на кровать и начал стаскивать трусы вместе с джинсами. Мне открылось то, что я вживую никогда в жизни не видел. Закрывающий лобок треугольничек из нежных волосиков скрывался своей вершинкой между ножек, а сквозь него просвечивали две нежные белые складки, из которых едва выглядывали еще две розовенькие, а на них — капелька прозрачной жидкости. Как же ЭТО делается? То, что надо всунуть, это понятно, но как?
Спустив ее штаны с трусами до щиколоток, я снял и свои и устроился на ней верхом, прижался к животу, потыкал своим членом, пытаясь найти вход.
— Не так, — сказала она, раздвигая колени.
Я просунул свои ноги между ее ногами. Мешали не снятые до конца джинсы, ну да черт с ними. Я опять потыкал членом в промежность, так и не находя заветной дырочки. Ленка лежала, раскинув руки, с закрытыми глазами и, похоже, не собиралась мне помогать.
Я взял инициативу, то есть собственный предмет, в свои руки, поводил им вверх-вниз вдоль щелки и, наконец, нашел то, что искал – горячую мокрую дырочку. Ленка сделала мне навстречу движение тазом. Мой член с трудом вошел в нее – как у нее там узко! – Ленка даже чуть вскрикнула.
— Слушай, какой у тебя толстый!
— Это хорошо?
— Конечно.