Когда из хижины разнеслись по округе крики Анны, неподалёку в кустах скрывалась одинокая фигура. Это был Рикардо Хименес. Услышав плач родившегося ребёнка, он ухмыльнулся довольно и торжествующе, потом постоял ещё немного и медленным пружинящим шагом пошёл в свою пещеру.
Ночью Анна проснулась от плача сына, превозмогая боль, села на кровати. Из-за ширмы показалась голова Сержа — теперь он устроился там, чтобы дать жене прийти в себя после родов.
— Милая, кажется, он хочет есть, — улыбнулся он и поднёс ей ребёнка.
— Ты уверен? — Анна с тревогой и сомнением смотрела на захлёбывающееся от плача личико.
— Да… во всяком случае, давай проверим. Приложи его к груди.
Он помог жене удобнее устроить дитя и сам стал придерживать его: руки Анны тряслись от слабости и неуверенности. О чудо! Малыш сразу прекратил крик и буквально впился в сочный источник силы.
— Как я ему завидую! — засмеялся Дюваль.
Анна, улыбаясь, смотрела на сына.
— Теперь я понимаю, почему великие живописцы писали Мадонну с младенцем… — вдруг задумчиво заметил Серж.
Действительно, картина перед его глазами была достойна кисти мастера. Худенькая миниатюрная юная мамочка, обнажённая до пояса, и крошечный младенец, вцепившийся ротиком в полненькую маленькую грудь. С этого момента Дюваль обожал смотреть, как жена кормит сына.
Прошло три месяца. Вернувшись с охоты, Серж осторожно, чтобы ненароком не разбудить малыша Анри, просунулся в дверной проём. Анна сидела к нему спиной и кормила малыша. Почувствовав его взгляд, она чуть повернула голову и улыбнулась мужу.
— Мы уже заканчиваем, милый, — сказала она и, окончив своё важное дело, подошла к Сержу.
— Здравствуй, сынок! — Дюваль взял сына на руки, подняв высоко над головой, встретил его беззубую улыбку.
Потом опустил сына в колыбель и прижал к себе Анну, спрятал лицо в её косах.
— Как сегодня прошёл день, любовь моя? — спросил, подняв за подбородок её личико.
— Хорошо, — она улыбнулась и вдруг, сделавшись серьёзной, спросила: — Милый, ты не мог бы попросить Хименеса не приходить сюда, когда тебя нет дома?
— Он обидел тебя чем-то? — встревожился Дюваль и внимательно посмотрел в чёрные глаза.
— О, нет… вовсе нет… Но… просто… мне не нравится, как он смотрит на меня… Вернее, на нас с Анри. Ты знаешь, я отношусь к нему прекрасно… Он несчастный человек… Но мне как-то не по себе от его взгляда… Временами он словно ухмыляется… Словно обдумывает что-то…
— Да, я поговорю с ним, — согласился Серж.
Слова жены только укрепили его уверенность в подозрительности Хименеса. Конечно, он, чтобы не тревожить Анну, не подал вида, что тоже обеспокоен. Но с этого момента решил быть начеку.
— Только не обижай его, — опять попросила Анна и положила ладошку ему на грудь.
Растворяясь в её глазах, он поднял жену на руки и вынес из хижины. Теперь у них был свой маленький дворик, образованный изгородью, которую Дюваль возвёл вокруг дома. И там, позади хижины, под сенью огромной пальмы он устроил уютное ложе из бамбукового настила, покрытого травой. Это было их место, где они могли наслаждаться друг другом, не боясь, что разбудят сына. А его Анна слышала сразу, каким-то безошибочным чутьём предугадывая, что крошка проснулся и готов заплакать.
— Милый, я так соскучилась, — выдохнула Анна, прижимаясь к нему, дотрагиваясь пальчиками до его щеки.