— Да, ты вернулся такой… такой встревоженный, — заметила Анна и приподнялась на локте, вглядываясь в его глаза, словно пытаясь угадать его мысли.
— Ерунда! — улыбнулся Серж. — По дороге домой я вдруг представил, как ты, такая соблазнительная в своей наготе, сидишь на берегу, что мне очень захотелось… поскорее увидеть тебя, — не моргнув, соврал он и поцеловал Анну.
Потом сгрёб её в охапку, прижал к себе, утонул лицом в её локонах, осторожно провёл пальцем в ложбинке между грудками. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза.
— Котёночек мой, — лукаво улыбаясь, прошептал Серж, — ещё не время спать. Разве ты не хочешь порезвиться ещё?
— Хм, — хмыкнула Анна, делая удивлённые глаза, — мне показалось, сэр, это вы несколько устали…
— А вы, мадам, проверьте меня, — засмеялся Дюваль и плотно прижался своим напрягшимся низом к её бедру.
— О, — глаза Анны округлились, и она, будто не поверив, осторожно опустила туда свою ладошку, тихонько сжала один из «кисетов».
Мурашки пробежали по телу Дюваля, улыбка довольного кота, которого погладила любимая хозяйка, растеклась по лицу. Серж даже издал похожий на мурчание звук.
— Ооо, — протянула Анна, тоже улыбаясь, и немного сильнее сжала второй «кисет».
Серж, подчиняясь её мягким ладошкам, безвольно распластался на постели, сильнее раздвинул ноги. Анна ловко оседлала его правое бедро, прижавшись к нему своим местечком, принялась ласкать его уже вставшего «друга». Её язычок и губки старались вовсю. Они смаковали разбухающий «стержень», как самый сочный диковинный фрукт.
— Сэр, — сделав серьёзное лицо, заявила она, — я никогда не встречала такого сладкого и большого банана.
Если бы у Дюваля были силы, он взорвался бы неудержимым смехом. Но сейчас он только пьяно улыбнулся и как-то странно сверкнул глазами.
Анна продолжала играть с его «другом». Тот напрягался всё больше, поднимаясь во весь немалый рост, а красавица начала поёрзывать попочкой по его бедру. И Дюваль ощутил, что её маленькое местечко между ножек совсем вымокло.
Вдруг Дюваль заставил себя подняться, уронил любимую на спинку и провёл своим вздувшимся «стержнем» по её животику. Словно огромное стило[1] по тончайшему слою воска, скользил «стержень» по нежной коже девушки, выписывая невидимые линии. Анна застонала, выгибаясь, извиваясь под ним. Её глаза расширились, как-будто она не могла понять этих его действий, и лишь пленительная манящая улыбка говорила о её неземном наслаждении. Потом он добрался до трепетных грудок с напрягшимися сосочками, задвигался вокруг них. Наконец, Дюваль, тяжело дыша, сжал грудки вместе и стал проталкивать между ними свой «стержень», сразу ощутил, что теряет контроль. Анна всё поняла и попросила шёпотом, смущённо улыбаясь, как бы извиняясь за свою просьбу:
— Милый, сделай это сюда…
Серж вскрикнул, вздрагивая, выплеснул свою страсть на раскрасневшиеся грудки. Он хотел опуститься рядом с ней, обнять свою восхитительную девочку. Но Анна вдруг опередила его и стала язычком опять ласкать свой любимый «банан», слизывая солнечные капли. Руки Дюваля потянулись к манящим грудкам, покрытым его брызгами, ухватили их и стали мять, перекатывая, пощипывая сосочки. Ощутив приближение новой волны, Серж, стоя на коленях, опять уронил Анну на спинку, закинул ножки любимой себе на плечи, погрузился в нежную влажную сердцевинку «розочки». О, как гостеприимно она приняла его! Вздрогнув, туго охватила желанный «стебель», пропуская его как можно глубже, одарила своим теплом и задвигалась в одном с ним ритме.
— Ммм, ааа! — стонала Анна, вздрагивая всем телом, мотая из стороны в сторону головкой в россыпи локонов, комкая руками влажную простыню.
И опять он взорвался в ней миллионами солнечных капель, крича, рассыпался на тысячи страстных кусочков, растворился в любимом «бутоне», отдав ему себя без остатка.
— Вот теперь, мадам, я действительно немного устал, — с улыбкой прошептал Дюваль, обнимая ножки Анны и целуя гладкие коленочки.
Дни шли за днями, промелькнуло несколько месяцев. Дюваль больше не встречал ничего подозрительного. В конце концов, он стал думать, что его опасения были напрасны.
— Здесь очень влажно, — мысленно рассуждал он, — наверное, та ловушка была поставлена давно… Может, я сам соорудил её в свой первый приезд сюда, когда построил эту хижину… Из-за влаги она не высохла… Если бы здесь кто-то был, мы давно бы с ним встретились…
Но всё равно на сердце у него было неспокойно. И всякий раз, уходя на промысел, он серьёзно глядя в чёрные глаза, строго наказывал:
— Любовь моя, не выходи из хижины пока я не вернусь. Особенно голенькой… Есть разные опасные насекомые… да мало ли? Без меня ты совсем беззащитна.
— Сэр, — однажды с улыбкой возразила ему Анна, — я очень даже могу за себя постоять. Помните тот стилет?
И она опустила голову, краснея и пряча взор. Воспоминания о той её выходке смущали её.