— Ну что приступим? Дорогие мои друзья? Вымойте ее и начнем через час! Я хочу чтобы все прошло на самом высоком уровне! Если она умрет, каждый распрощается с жизнью здесь же!!! — его голос звучал грозно, властно, безнадежно…
— И из своих окон ты не увидишь Голливуд, и за это прости, — я напевала песню, которая гимном звучала в голове, пока неугомонные руки меня стерильно намывали, — и души на износ, но мы терпим здесь всё, ради этой любви…
— Заткнись!!! Молчи! — мой будущий хозяин явно нервничал и нарезал круги вокруг меня. А мне хотелось петь, чтобы боль в груди не разорвала меня.
— Ты арестован, ты арестована, пристегнись и молчи. Ведь это снова, ведь это снова, изумрудный мой мир…
Я все пела и пела, параллельно внимая, разговор палачей.
— Что делать со шрамами от огнестрельных ранений?
— Вы не поняли? Мне она нужна вот такая! — он тыкал в мое фото, где мы на берегу Волги.
— Будет сделано.
— Всегда один, мне кричат необходимый я вроде…
— Закройте ей рот уже, наконец!
Мне вставили кляп, сдавив губы. Боль стала безразлична мне, после того как я увидела уход Алекса, больнее уже мне не сделаешь, если я до этого сопротивлялась, то теперь ощутила полную пустоту и никчемность своей персоны. Буду игрушкой в руках Виктора. Хорошо. Ложь не спасла во благо никого, и меня не спасла. Слезы текли ручьем, а медбрат вытирал их снова и снова, будто жалея, что ли? Теперь я понимала тех девушек, которые шли к нему, подписывая договор, они такие же, как я — одинокие, брошенные или просто тупые. Еще совсем недавно желала всем сердцем оказаться рядом с ним, хоть на минуту или две, а теперь неизвестно, открою ли я глаза после наркоза, очередного, когда из меня бесповоротно сделают вещь. Сколько раз я врала Алексу, не договаривала, даже не смогла попросить прощения… Виктор ушел куда-то, прихватив с собой Андрэ, много ругаясь между собой, кинув фразу, что под эти пули зря подставилась, все равно Алексу конец.
Теперь я была чиста и одета в новую рубашку, меня лихорадило и, наверное, несла какой-то бред. Со мной остались два медбрата. Один был огромный как скала, второй чуть ниже, видны только глаза, лица спрятаны под маской.
— Хочешь пить? — спросил громила.
— Нам запрещено разговаривать с ней!
— А что? Пусть хоть воды попьет, она еще пока человек. Вон принеси стакан.
Громила подошел ко мне и осмотрел мое лицо, руки его дрожали, трогал распухшие губы и разрыв на скуле, ремень на шее и руках, ногах, а я смотрела куда-то сквозь. Видимо ужас только начинается, будут брать силой. Парень подошел к нему и обернулся посмотреть на дверь, в этот момент громила свернул ему шею. Хруст даже во мне прозвучал неприятным ощущением. Стакан разбился вдребезги о кафель. Он наклонился надо мной и снял маску…
— Милая, милая, ты меня слышишь?
Не могу рассмотреть лицо, голова кружилась, но этот голос, ангельский голос.
— Алекс… ты… — силы мои были на исходе, видимо это бред.
— Вставай, милая, ты можешь идти? — он усердно расстегивал ремни, снимая датчики, и стал трясти меня за плечи.
— Прости меня, Алекс… — я окончательно потеряла границу реальности, нежно касаясь кончиками пальцев его лица.
— Нет времени, здесь камеры, Вита, Господи, что тебе вкололи?! — он перекинул меня через плечо.
— Наверное, успокоительное… или еще что-то…
Он вытащил пистолет с глушителем, и мы крались в лабиринте коридоров-катакомб.
— Вторая есть?