— Так, подожди. Давай разберемся. — Колосков видел, что беседа сворачивает куда-то совсем не туда, но не знал, как вывернуть обратно. — Ты считаешь, что…
— Ничего я не считаю. Отпустите, а? — тихо прогундосила Женька.
— Что значит «отпустите»? Я тебе не полиция, и ты не на допросе. Пойми такую простую вещь…
— Не хочу я ни фига понимать, — вдруг сказала Женька громко, с надрывом. Колосков вздрогнул.
— Не хочешь? Вот был такой товарищ твоего возраста, тоже ничего не хотел понимать… Холден Колфилд — помнишь такого?
— Не-а. Актер, что ли?
— Так. Ты и «Над пропастью во ржи» не читала?
— Нафиг мне эти ваши пропасти…
— А на тот фиг, — Колосков завелся, — на тот фиг, что люди без книги — не люди, а тупые звери. Самцы и самки, поняла? Вот что ты читала в своей жизни? Ну что?
— Камасутру, — вдруг оскалилась она. Колосков снова вздрогнул. — Че вы дергаетесь? Боитесь, что щас раздеваться начну, гы-гы?
Это вышло фальшиво, будто на Женьку наклеили чужую гримасу. Колосков вдруг понял, какой у нее жалобный вид, но уже не мог остановиться:
— Иди! — кричал он. — Иди! На дискотеку, на свиданку, — иди! Гуляй с мальчиками, матерись, кури, вместо того, чтобы учиться, одевайся, как шлюха, крась волосы в зеленый… Ты ведь такая взрослая, прям куда там, да? Нафиг нам мальчики — мы уже роковые женщины, директорами вертим…
Он осекся. Женька вдруг побурела, вскочила и вылетела из класса, опрокинув стул.
— Каззззел, — протянул Колосков сам себе. Посидел минут десять, будто ждал, что она вернется, потом встал и побрел домой.
Моросил дождь.
— Ты же педагог. Опытный. Десять лет стажа… — говорил он себе, шлепая по лужам.
***
Утром ее не было в классе.
— Народ, а где это наша Лопахина? — спросил у «орков» Колосков.
— А вы не знаете, что ли, Алексей Палыч? — зашумели «орки». Колосков вдруг похолодел. — Она ночью себе вены резала…
Класс вдруг сделался прозрачным и поплыл, как марево.
— … алыыч! Алексей Палыч!..
Колосков поднял голову.
В ушах шумело, во рту насрали лошади.
— Она… что с ней? — спросил он, едва шевеля языком.