И тут он как начал этим пёрышком меня щекотать! Я сразу остальные перья растеряла, так он второе взял, и давай двумя руками сразу!
И тут оказалось, что я очень даже много могу! Если ногами дрыгать как следует, так у меня задница в воздух подлетает (а Мишка тут же шлепка даст на лету или письку потеребит), а когда брыкнёшь хорошенько, так и набок можно развернуться, и на пузо крутануться, и даже пару кувырков через голову я сделать умудрилась! И накудахталась, и накукарекалась, и по-цыплячьи напищалась: не только курочкой, а птицефабрикой целой!
Я от смеха захожусь, а Мишка только во вкус вошёл. Переложил меня в ноги кровати, говорит:
— Хватит прыгать без толку, как дурочка. Давай потренируемся. Ну-ка, сейчас к подушке поскакали!
И начал меня не просто так щекотать, а выбирать местечко каждый раз, чтоб я в нужную сторону уползала. А я от смеха и не вижу ничего, и не соображаю, куда я там еду. До подушки добралась, он ко мне подсел, поперек пуза обнял и к себе прижал – я осталась плечами на кровати, а писька с попкой к потолку торчат. И давай письку изучать. Губки раскрывает, клитор перышком щекочет… И всё это спокойненько, как будто так и надо.
Стыдно мне до чертиков. Мальчишка всего на год старше со мной как с куклой играет, а я ничего поделать не могу! Пару раз попробовала рот открыть, так у Мишки перышко сразу с письки на пузо ко мне или на бок переезжает, и мне уже не до разговоров: ржу как кобыла дурным голосом, а он нащекочет от души, и опять писькой займется.
Даже не знаю, сколько он надо мной измывался, исследователь этот: когда писькой моей налюбовался, то на ручки меня положил, кончик мизинца мне в дырочку сунул, и я еще долго-долго ухохатывалась: понравилось Мишке, видите ли, как у меня писюнька от щекотки дергается и его за палец кусает! Потом дал мне отдышаться, я уж думала, всё кончилось. А он вроде уже меня развязывать собрался, перышком провёл напоследок от нечего делать, и увидел, что у меня и в попке дырочка от щекотки сжимается. И пришлось мне, бедолаге, у этого юнната на коленях еще минут пятнадцать слюнями брызгать и визжать от смеха с его пальцем в заднице!
Дал мне опять успокоиться. По мокрой письке меня погладил, перевернул, за пряжку ремня взялся… Ну все, думаю, развяжет сейчас!
А Мишка меня в воздух за ремень поднял, второй рукой под писькой держит, опустил к полу:
— Борька говорит, девчонки так смешно бегают. А ну-ка, побегай! Быстрей давай, еще быстрей!
Я уже поняла, Мишку не слушаться – у него на руках до старости от смеха проикаю. Стараюсь изо всех сил, ногами от пола отталкиваюсь, переваливаюсь, как утка. Писькой по его руке еложу, теку вовсю.
Увидел, что совсем я устала, вернулся на кровать со мной.
— А сейчас ты сама придумаешь, что бы еще интересного с тобой сделать.
Вот наглец!
— Никогда ты меня не заставишь! – отвечаю.
Мишка глянул на меня странно так, и говорит:
— Ты не поняла, я тебя больше ничего заставлять не буду. Теперь все сама будешь делать, добровольно. И сама поклянешься, что с сегодняшнего дня будешь послушной девочкой и все делать будешь, что тебе скажут. А завтра придешь к Борьке с Ленкой и разденешься сама. Хватит выкобениваться уже.
— Нет, — отвечаю, — ты точно дурак. Воображай сколько хочешь, а меня вы больше не увидите.
— Ладно, — Мишка кивнул и меня развязывает. – Сейчас я фотик достану и поиграем в фотостудию.
— Спешу и падаю, — говорю. И руками закрылась сразу, конечно.
Он откуда-то в самом деле фотоаппарат достал, и задумчиво на меня смотрит:
— Наверно, сначала давай в «мостике» тебя щелкнем…
— Ну попробуй, заставь! Вот заставь! Бей хоть до посинения, я сниматься не буду!
— Я же сказал, не собираюсь больше тебя заставлять. Хочешь – слушайся, не хочешь – не слушайся. Так ты будешь фоткаться?
— С чего бы? – отвечаю.