нее трудным. Не спрашивайте меня, почему я такой придурок.
— А о чем говорить, Наоми? Ты несколько недель трахалась за моей спиной с другим парнем, заметь, несмотря на все, что мы вместе решили. Ты сделала то, что хотела. Точка. Я уже несколько месяцев пытаюсь разбудить старую Наоми. Ну, вот ты и пришла.
— Джош…
— Нет, Наоми. Я не хочу слышать твою чушь о том, что тебе нужна свобода, или очередные исследования своей дикой стороны. Именно это и должна была сделать игра. Чтобы дать тебе то, что тебе требовалось, не причиняя нам вреда. Я повелся на это, потому что в глубине души чувствовал себя в безопасности, что ты всегда вернешься ко мне. Даже когда игра толкнула меня за пределы моих границ, я всегда был уверен, что ты любишь и уважаешь меня. Но знаешь, сейчас мои глаза широко открыты. Я вижу тебя такой, какая ты есть на самом деле.
Ее глаза так сильно слезятся, что слезы просто текут по лицу. Эти чертовы глаза! Боже, они убивают меня!
— А какая я, Джош? Шлюха? А? Я такая?
Я хочу сказать «да». Я хочу, чтобы она почувствовала себя шлюхой. Но знаю правду. Она — не шлюха.
— Нет, Наоми. Ты — не шлюха. Но иногда ты можешь быть очень эгоистичной стервой.
У нее, по крайней мере, хватает порядочности не спорить с этим, что дает ей положительные очки. Не то чтобы ей было на что опереться, но меня удивляет, что она это принимает. Это должно меня успокоить, но на самом деле все наоборот. То, что она в целом признает это, делает все реальным.
— Черт побери, Наоми! У нас была целая игра, чтобы предотвратить это дерьмо! Я хотел позволить тебе исследовать свою свободу. И мне это нравилось. ИГРА БЫЛА ДЛЯ НАС ОБОИХ! ДЛЯ НАС ОБОИХ! Теперь я чувствую себя гребаным тупицей, не способным держать свою жену в узде.
Я расхаживаю по комнате. Я замечаю, что она смотрит на меня, наблюдая за каждым моим шагом. Теперь слышны ее рыдания, но мой негодующий гнев смывает любое сочувствие, которое я мог бы испытывать к ней в противном случае.
— Ты вообще обо мне думала?
Она честно качает головой. Это моя Наоми. Даже когда корыстная ложь, вероятно, послужила бы ей лучше, она придерживается правды.
— Но почему, Наоми? Почему?
В ответ она громко всхлипывает. Я сажусь на кровать рядом с ней и слушаю, как она плачет. Я не пытаюсь наладить с ней контакт, а просто позволяю ей все выплеснуть.
Что в этом единственном романе было так больно? Секс? На самом деле нет, Наоми уже несколько месяцев трахалась с другими парнями. Не многими, но достаточно. Я знаю о них. Все они были частью игры. На самом деле нам было хорошо. Но этот, этот совсем другой. Единственное, что отличало данное любовное похождение от остальных, так это то, что на этот раз речь шла не об игре — НАШЕЙ игре. Она трахнула этого парня по собственной воле, отбросив все, что мы установили, чтобы заставить это работать на нас. Эти два голубка планировали встречи, где тайно делали Бог знает что. Несмотря на свою любовь ко мне, она готова была на это пойти. Что делало его таким особенным?
Потом, в довершение ко всему, она неделями скрывала это от меня. Она его прятала. Это было то, чего она раньше не делала НИКОГДА, даже когда мы не были исключительными. Это дерьмо со вкусом глазури на этом гребаном торте.
— Что делало его таким особенным, Наоми? Что в нем было такого особенного, что отличало его от остальных?
Она лишь качает головой и продолжает всхлипывать. У меня кончается запал. Наступает усталость. Неделя, когда я почти не спал, но при этом и не двигался, настигает меня, заставляя впадать в летаргию. Но у меня есть еще один вопрос, возможно, самый важный:
— Наоми, ты его любишь?
Прошлое
Июль 2010 — январь 2013
Я заметил, что жена все чаще возвращается домой с любовными намерениями. Ее тело было лучше, чем когда-либо, и она чувствовала себя на вершине мира. Ее уверенность была заоблачной, и это проявлялось в каждом аспекте ее жизни. В ее глазах была та искра, которой мне отчаянно не хватало.
Одежда, которую она надевала на работу, становилась все сексуальнее. Она не была распутной или что-то в этом роде. Наоми была слишком классная, чтобы открыто выставлять напоказ свои достоинства. Это были просто трико для йоги или шорты, показывавшие ее отличную задницу, и спортивный бюстгальтер под майкой, который был обрезан на талии, чтобы был виден ее пресс.
По тому, как она возвращалась домой и мучила мой бедный член, я мог сказать, что это было высоко оценено.
Ночью, лежа в постели, я всегда расспрашивал ее о том, как прошел день. Это казалось достаточно безобидным, но то, что я искал на самом деле, было подробностями о многих подкатах, которые делали ей парни. Любой парень, имеющий горячую жену, испытывает некоторое чувство гордости за то, что ее хотят другие парни. Просто чтобы иметь возможность сказать: «У меня есть, а у тебя нет», нам, мужчинам, нравится знать, что у нас есть что-то желанное для других. Есть большая разница между словами «моя жена прекрасна для меня» и «черт возьми, моя жена — горячая штучка» и при этом, чтобы все остальные соглашались. Что бы вы ни говорили, но иметь жену, способную заполучить любого парня, которого захочет, и все же выбирающую вас — это чрезвычайно мощно.
Когда я спрашивал о ее дне, Наоми понимала, о чем я спрашиваю на самом деле. Будучи той чертовкой, какой она была, она всегда тянула время. Она начинала рассказывать мне о неинтересных мелочах спортзала. Это была настоящая пытка. Она просто ЗАСТАВЛЯЛА МЕНЯ СПРОСИТЬ, не приставали ли к ней парни.
— Ты уверен, что хочешь знать?
— Да, хочу.
— Ну, не знаю… ты можешь заревновать.
— Наоми…
— Ладно. Но не говори, что я тебя не предупреждала…
Наконец, она мне все рассказывала. Ее голос становился очень тихим, и мне приходилось подходить к ней поближе, чтобы расслышать, что она говорит. Пока она говорила, ее рука скользила мне под штаны и мягко схватывала. Мое дыхание учащалось, в то время как она медленно двигала рукой вверх и вниз.
Затем она скользила своим телом вниз, пока ее глаза не оказывалась на одном уровне с моим членом, а она продолжала смотреть мне в лицо, гладя мой член. Смотреть на ее лицо, когда она говорит и дрочит меня, было опьяняюще. Я чувствовал ее дыхание на своем члене, в то время как она говорила со мной.
Затем она облизывала меня от яичек до кончика головки, все время глядя мне прямо в глаза. Мне хотелось откинуть голову назад и наслаждаться этим, но я не мог отвести взгляда. Я оказывался в ловушке.
Финал наступал, когда она брала меня в рот между предложениями, по сути, делая мне минет, в то время как сама рассказывала мне свою историю.
— Когда я показывала ему, как делать приседания… — чавк, чавк, — … он нарочно встал позади меня, чтобы посмотреть на мою задницу… — чмок, чмок, — … Я видела, как его глаза блуждают по моему телу в зеркале… Затем он попытался погладить мои бедра, чтобы ощутить напряжение мышц…
К тому времени, как она заканчивала, я был готов кончить. Но она не позволяла.
— О, нет, этого нельзя, ковбой. Мне эта штука нужна во мне. Ты не можешь кончить, пока мама не разрешит. Понял?
— Даааааа!..
Ну, мама не позволяла мне кончить, пока у нее самой не было порядка трех крикливых оргазмов. К тому времени как солнечный свет пробивался сквозь жалюзи, мы спали, вероятно, часов пять. Жизнь была хороша!
Меня поразило, как я заводился от того, что к ней приставали. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что на самом деле меня возбуждали вовсе не парни, пристававшие к ней, а ее власть над ними. Зная, что у меня есть жена, которую хотят другие, я гордился ею.
Кроме того, мне нравилось, как это заводило ее. Уверенность, которую все это ей давало, распространялась и на другие сферы нашей жизни. Она улыбалась еще шире. В ее глаза вернулся кокетливый …