— О’Кей, Рид, что это за чертов список? — спросила я. — И когда он у нас появился? Что, черт возьми, ты имеешь в виду, чтобы вырубить их всех одновременно? И последнее, я слышала, что дети живут с родителями по крайней мере восемнадцать лет, а не пять-шесть.
Он усадил меня за кухонный стол, как будто я была идиоткой, и ему пришлось немного притормозить, чтобы я его поняла. Список B4K включал в себя все то, о чем мы мечтали, что было бы урезано или, по крайней мере, затруднено рождением детей.
Безумие заключалось в том, что Рид не просто вытаскивал вещи из своей задницы. Он включил почти все те глупости, что я хотела попробовать, и свои тоже.
Он вспомнил то, о чем мы говорили, когда впервые встретились. Я удивилась, что он вспомнил, что я хотела учиться серфингу на Гавайях или кататься на лыжах в Колорадо. Услышав, как он говорит о том, о чем я мечтала, когда была моложе, как будто они действительно важны, я чуть не заплакала.
Это заставило меня понять, как сильно этот идиот любит меня.
— Так что, давай сначала съездим в Европу, — сказал он.
Я смутно припомнила одну из его фантазий об Индиане Джонсе: он мечтал исследовать старые замки и новые гоночные трассы по всей Европе. Я также сообразила, что обещала сопровождать его. Но это были обещания очень молодой женщины, безумно влюбленной в мужчину своей мечты.
Ключевое слово здесь — «БЕЗУМНО». Другими словами, я была чертовски сумасшедшей. Моя любовь к Риду была настолько сильна, что я проводила почти каждую свободную минуту, думая о нем. Когда мы разговаривали в те первые дни, я хотела, чтобы он знал меня и любил. Я хотела, чтобы он знал обо мне все и любил меня еще больше. Но мой страх быть осмеянной или отвергнутой заставил меня утаить только один секрет.
Ну же, не надо быть таким шокированным. У всех нас есть свои секреты. У меня тоже есть. И у тебя есть тоже. Не притворяйся, что не знаешь. Я знаю о той скрытой папке с файлами на твоем жестком диске, приятель.
Мой секрет очень маленький. На самом деле это — фобия. Годофобия — это боязнь путешествий. Рид ни за что не сможет посадить меня в самолет, поезд или корабль. Черт, я — Пэт Бенатар каждый раз, когда сажусь в машину.
Во всяком случае, почему-то я никогда не упоминала об этом при нем… Или перед кем-нибудь еще.
— Хм… Рид, милый, сейчас не самое лучшее время для поездки в Европу. Ты же знаешь, что у них там все эти теракты… — нервно сказала я.
— Ладно, во Францию мы не поедем, — улыбнулся он. — И в Бельгию я тоже не собирался. Я серьезно… Скучать по Франции было бы трагично, но и за пределами шоколадной фабрики и музея Жан-Клода Ван Дамма есть что посмотреть…
— Это не только Франция и Бельгия, — крикнула я. — Сейчас просто не время ехать в Европу. Это просто небезопасно.
— Так… А когда будет время? — спросил он.
— У нас нет денег, — сказала я, пытаясь сменить тему.
— Нет, есть, — сказал он. — Больше трех лет назад я открыл счет как раз на эту поездку. Каждый год часть наших налогов, каждый бонус, который я получал, и много денег за мои сверхурочные направлялись на него. У нас их там более чем достаточно. Также я откладываю деньги на другой «Мустанг», но могу подождать несколько лет. Мне не очень-то нравится новый стиль кузова. Так что, если я соберу эти деньги вместе с европейскими, то мы сможем…
— Мы могли бы сделать в доме ремонт, как я хотела в прошлом году, — закричала я. — И могли бы купить ту гребаную беседку, которую я хотела для двора… — Я отошла от него в притворном гневе.
Но я знала, что это еще не конец. На самом деле позже он пришел ко мне и извинился за то, что сэкономил деньги на нашу поездку. Он сказал, что хотел удивить меня поездкой, когда посчитает, что у нас есть достаточно денег. Он также сказал мне, что, когда дело доходит до Мустангов, он похож на Плюшкина. Вероятно, ему никогда их не хватит. Потом он поцеловал меня, и я просто потеряла концентрацию.
Я понятия не имею, как Рид делает это со мной, но Европа больше не была даже пятнышком на моем радаре. Я обхватила его руками за шею, а ногами — за талию. Его руки схватили меня за попу, чтобы прижать к себе, в то время как сам он пытался высосать душу из моего тела. Его язык был так глубоко у меня во рту, что почти проник в горло.
Но этого было недостаточно. Этого никогда не бывает достаточно. Нам слишком многое мешало, и наша одежда начала исчезать.
В рекордно короткое время Рид уложил меня на спину, задравшую ноги вверх. Когда он вошел в меня, это было чистое блаженство. Мы подходим друг другу, как рука в сшитой на заказ перчатке.
Мой таз непроизвольно поднимался навстречу каждому его толчку. Тем временем наши губы продолжали сливаться. Мне нравится его вкус. Клянусь, когда мы целуемся, наши языки сливаются воедино.
Его руки пощипывали мои сиськи с правильным количеством давления. Он теребил мои соски, лаская тело каждой груди, как будто они были самыми важными вещами в мире. Мои сиськи не были большими, но подходили моему телу, и Риду, казалось, они нравились.
Его руки прошлись по моим бокам и, наконец, схватили меня за попу. Он раздвинул мои ягодицы и начал еще сильнее входить в меня. Дополнительное проникновение послало озноб по всему моему телу.
Какое-то шевеление глубоко внутри подсказало мне, что сейчас произойдет. Мне казалось, что только для него открывается портал в мою душу. Я вспотела, и мне показалось, что мои соски увеличились.
Моя киска начала пульсировать, но было кое-что еще. Я испытывала чувства, которых никогда раньше не испытывала.
Обычно, когда я собираюсь кончить, мой разум отключается, и все, что я могу сделать, это чувствовать. Способность думать меня покидает. Но на этот раз все было совсем по-другому. У меня было видение. Я видела себя с раздутым животом.
Я увидела Рида, гладящего мой животик и разговаривающего с нашим ребенком в утробе. Вот тогда-то меня и настиг первый оргазм. Это было самое сильное чувство, которое я когда-либо испытывала.
В этот момент я поняла, что Рид и моя мама были правы. Мне пора было перестать быть девочкой. Мое тело было готово зачать ребенка. Мне придется отказаться от таблеток и начать выбирать имена.
Мы заснули в объятиях друг друга, и где-то ночью я разбудила его и сказала правду.
Затем Рид сделал совершенно по-ридовски. Он сказал, что поездка в Европу не так уж много для него значит. Но, зная его так, как знаю я, я чувствовала, что он лжет.
— Дорогой, а почему бы не поехать ТЕБЕ? — сказала я. В этот момент больше, чем мое влагалище было открыто. В тот момент мое сердце было так полно любви к Риду, что мне показалось, будто эта любовь снова поразила как в двадцать два года.
Просто казалось несправедливым ему отказываться от своей мечты из-за того, что я боялась летать или садиться на корабль.
Кроме того, я не хотела, чтобы в последующие годы между нами возникло какое-либо недовольство. Когда нам стукнет за пятьдесят и мы едва будем выносить друг друга, я не хотела слышать, как он рассказывает всем, кого мы знаем, как он не смог поехать в Европу из-за моей боязни.
Так что, не прошло и трех недель, как я уже целовала его на прощание в местном аэропорту. Я подарила ему один из тех поцелуев, которым завидуют все в округе. Это был такой поцелуй, который давал всем, кто наблюдал за нами, понять, что находиться вдали друг от друга, вероятно, убивает нас.
Пожилые женщины в этом районе вспоминали, когда они были такими же, как я. Молодые женщины в этом районе не могли дождаться, чтобы стать мной. И каждый мужчина, видевший нас, хотел меня.
Я — не самая красивая женщина в мире, но вполне ничего. Однако не моя внешность делала меня желанной, а то, как я прилепилась к Риду. Пока мы целовались, я прижалась к нему так крепко, что даже самый крошечный микроорганизм не смог бы втиснуться между нами.
Мои сиськи прижались к его груди. Наши животы терлись …