— Хочешь, сделаю тебе массаж? — вдруг улыбнулся он, — Похоже, я правда вел себя эгоистично Хочу искупить по крайней мере свою вину. Я, кстати, отменно делаю массаж.
Кристина невольно усмехнулась сквозь слезы такому искреннему простодушию. Как для него все элементарно но, может, все на самом деле так просто, а она всего лишь неопытная глупая девчонка, которая еще не готова стать женщиной? Может, ее гордость, ее сомнения, ее страхи, ее чувство унижения и слезы — все это капризы? Тогда почему ее так гложет ноющая боль под ложечкой от ощущения, что ее осмеяли и ею воспользовались? Она никак не могла понять, что таил в себе непроницаемый взгляд Луки это тревожило ее больше всего и, наверное, это тянуло ее к нему несмотря на страх, несмотря на боль, несмотря на непредсказуемость Кто знает, до чего он готов дойти и сможет ли остановиться, если войдет в раж А Матвей его глаза ей, кажется, не лгали Они смотрели иронично и светились откровенным желанием и восхищением ее красотой Разве могла она найти в себе силы сказать «нет» этим глазам? Особенно сейчас, снова загнанная в угол, распаленная его страстью, согретая в его объятьях, доведенная до безразличия к голосу разума его ласками, не знающими запретов и пределов? Все равно это в последний раз В самый последний! Потому что если она свыкнется со всем этим, то потеряет себя навсегда и никогда не вспомнит, какой была раньше, какой мечтала стать и как верила в любовь
— Я даже не знаю, — вздохнула она, сжимая руки на груди.
Матвей, по-прежнему улыбаясь, выключил душ и вышел, вернувшись с полотенцем. Он вытер ее с ног до головы, украдкой любуясь ее смятением и обреченной податливостью. Затем достал из шкафчика со стеклянными дверцами увесистую бутыль прозрачного масла для массажа и жестом указал ей на выход из ванной.
— Вообще-то постель нужно застелить полотенцем — она вся в масле будет, — упрямо заметила Кристина, прежде чем лечь.
— Да брось. Фиг с ней.
— Ну уж нет. Это же не твоя комната.
— Лука будет просто счастлив узнать, как ты заботишься о его вещах.
— Принеси полотенце. Я так не лягу.
Матвей закатил глаза и театрально вздохнул, но повиновался.
Кристина улеглась на живот, чувствуя, как внутри все дрожит от волнения. Когда он сел ей верхом на ноги, она вдруг невольно усмехнулась, подумав, что едва ли подобное положение можно назвать очень удобным и искупающим то, из-за чего она переживала. Но вообще, все это очень скоро закончиться, ведь не будет эта затянувшаяся поездка в Петербург длиться вечно Поэтому, может, не стоит обо всем этом столько думать? Разве можно теперь в этом во всем что-то исправить?
Руки Матвея медленно заскользили по ее плечам, шее, спине, бокам и пояснице. Они двигались довольно-таки уверенно, почти профессионально, и под ними быстро нарастало приятное тепло и слабость. От масла исходил дурманящий аромат лаванды, а в голове у нее роились не менее дурманящие образы, поэтому, когда Матвей стал впиваться пальцами в ее мышцы более интенсивно, она капризно вскрикнула.
— Что? — усмехнулся он, не останавливаясь, — Непривычно для неженки?
— Мне так больно и вовсе не приятно.
— Хорошо, — вздохнул он, ослабляя давление и переходя на нежные поглаживания ее упругой круглой попки, — Все, как ты пожелаешь. Переворачивайся на спину.
Он привстал, позволяя ей повернуться, и застыл над ней, стоя на коленях и обхватив ногами ее бедра. Она легла на спину, поправляя волосы. Ее взгляд невольно блуждал по всему его нагому телу: крепкие стройные ноги, наполовину поднявшийся красивой формы член, плоский живот в кубиках, узкие бедра и торс, плавно переходящий в широкую грудь, мускулистые плечи и руки. Кристина не могла отвести взгляд от его рук, медленно перетирающих между собой скользкое прозрачное масло. Он взял бутыль и налил в ладонь еще немного ароматной жидкости, тонкая струйка которой пролилась ей на низ живота и щекотно сползла по ее гладкому лобку в промежность. Кристина подняла глаза и встретилась с Матвеем взглядом. Он мягко ей улыбался — эта улыбка обещала что-то волнующее и сладкое. Кристина облизала пересохшие губки, наблюдая, как из его рук на нее снова потекла прозрачная блестящая струйка. Легкая волнующая прохлада на животе, растекаясь в стороны, вызвала у нее внутреннюю дрожь. Затем он снова сел ей на ноги, а его теплые руки заскользили по ее пылающей коже. Словно желая ее помучить, они избегали прикосновений только к налившимся, горящим от возбуждения грудкам и давно истекающей влагой киске. Кристина невольно выгибалась, ласкалась, ластилась к его рукам и крепко сжимала бедра, чтобы хоть как-то унять мучительную пульсацию между ними. Когда его намасленные ладони накрыли ее груди, слегка сжимая их и легко захватывая разгоряченные легко проскальзывающие между его пальцами сосочки, Кристина тихонько застонала и прошептала: «Поцелуй меня, пожалуйста!». Но Матвей тянул время, невыносимо медленно, сладостно томительно ласкал, гладил, распалял. Его пальцы наконец легко скользнули в узкую складочку между ее половыми губками, задвигались там медленно и терпеливо. «Поцелуй меня», — повторила она, задыхаясь и изгибаясь, — «Матвей пожалуйста «. Его пальцы проникли в ее сочную щелку — один раз, второй очень медленно слишком медленно «Матвей», — стонала она, поглаживая его руки и свои намасленные сосочки.
Когда они соединились в бесконечном нежном объятии, горячие, скользкие, томительно и изнуряюще неторопливые, они оба уже не специально для CandyFoto.com думали ни о чем сомнительном, непонятном или тягостном. Их губы теряли и находили друг друга, их дыхания соединялись в одно, их тела отвечали друг другу на каком-то новом сверхчувствительном уровне восприятия, граничащем с телепатией. Они не пытались друг друга удивить или играть какие-то чужие роли, к которым, возможно, всегда имели некую неконтролируемую склонность. Они просто занимались любовью, наслаждаясь тем удовольствием, которое были способны доставить друг другу. Когда Матвей почувствовал, что тело девушки постепенно стало напряженным и требовательным, а движения более порывистыми, он просто расслабился и кончил в нее очень глубоко, с удовлетворением ощущая ее внутреннюю пульсацию и судороги блаженства.
— Это было классно, — произнес он слегка срывающимся шепотом, прижимая ее к постели всей тяжестью своего изможденного тела.
— Да уж отличный массаж, — невольно улыбаясь, хотя на душе у нее по-прежнему было как-то тяжко, прошептала в ответ Кристина.
***
Проводив Матвея и убедившись, что его автомобиль скрылся за поворотом, Кристина поспешно вернулась в спальню Луки и огляделась по сторонам. Пока они с Матвеем обедали, изредка обмениваясь короткими фразами, неопределенными взглядами и настороженными улыбками, прислуга успела навести здесь идеальный порядок. Девушка постояла немного в самом центре огромного помещения, похожего на дворцовые покои Дракулы из какого-нибудь голливудского фильма, сосредоточенно сведя изящные выгнутые плавной дугой брови. Ангельскую прелесть ее личика немного исказили черточки несколько наигранного презрения, решительности и брезгливости. Даже юные девушки иногда страшны в гневе, особенно если они по природе своей пылкие натуры. Наконец Кристина сорвалась с места, подошла к прикроватной тумбочке и стала по очереди раскрывать все ее ящики, изучая содержимое. Она вытаскивала различные предметы, медленно их рассматривала и бросала на постель, застланную бордовым покрывалом. Изучив все содержимое этой тумбочки, она тут же перешла к другой, затем подобную же инспекцию провела во внушительных размеров комоде. Впрочем, там было не так уж много любопытного, разве что дорогое нижнее белье, сложенное аккуратными стопками.
В комнате также находились два огромных платяных шкафа — один встроенный, зеркальный и совершенно необъятный, скорее представляющий из себя целый гардероб, набитый несметным количеством дорогой элегантной одежды и обуви. Второй, почти черный, — тот, что походил на алтарь готического собора, — был мрачный, устрашающий, агрессивный в своей красоте, даже какой-то мистический. Этот второй шкаф оказался, конечно, заперт. Кристина в волнении и предвкушении закусила губу, обернувшись на и без того богатый арсенал кожаных и металлических изделий известного назначения, разложенный на кровати. Что же тогда скрывает этот тайник?
От отца она как-то слышала, что ключи ко всем потайным шкафчикам, сейфам и ящичкам как правило хранятся беспечными владельцами где-то поблизости, поэтому сердце ее бешено билось в груди, а щеки неистово горели, когда она в спешке осматривала картины в тяжелых рамах, вазы, шкатулки, фолианты в красивых кожаных или замшевых обложках с обитыми резным металлом уголками, статуэтки и роскошную декоративную посуду, пока не остановилась в задумчивости у круглого столика, покрытого ажурной скатертью поверх бордовой бархатной. В порыве последней надежды она встала на четвереньки и залезла под стол. Там, ощупав нижние широкие балки, ее пальцы вдруг наткнулись на какой-то предмет, беззвучно упавший на мягкий ковер. Ключ. Кристина подняла его непослушной дрожащей рукой, подошла к шкафу и вставила ключ в скважину.
«Дверца в заветный садик в стране чудес» — успела подумать она не без сарказма, прежде чем широко распахнула шкаф настежь. Перед ней были всего три обширных полки, средняя из которых оказалась полностью забитой проводами и гаджетами: видеокамеры разного калибра, штативы, фотоаппарат, микрофоны, ноутбук, зарядные устройства, блоки питания, батарейки На верхней полке — небольшие настольные подставки для дисков, из разряда самых дешевых, какие и в переходе метро, наверное, продаются. Они сильно не гармонировали со всем остальным, что Кристина встречала в этом доме вплоть до мелочей. Подставки были заполнены какие наполовину, какие на треть на коробочках подписаны только даты На нижней полке она обнаружила только простую картонную коробку, содержимое которой проверять не стала.
Кристина бросила взгляд через плечо на огромную плазменную телевизионную панель и нашла глазами dvd-плеер. «Что ж, Лука Я должна узнать, что скрывает твой взгляд, и на какую такую загадку я купилась как последняя дура «. Кристина взяла первый попавшийся диск от декабря 2013 года, повертела его в руках, загнала в дисковод плеера. Экран телевизора автоматически вспыхнул посередине узкой голубой полосой, которая постепенно расширялась, оттесняя в стороны черные полосы по бокам, словно на сцене раскрылся занавес. В дисководе зажужжал диск. На экране появилась приятная девушка лет двадцати, яркая шатенка с большими карими миндалевидными глазами и очень мягкой чувственной улыбкой. Во всем ее облике ощущалось что-то восточное. Черное трикотажное платье крупной свободной вязки с глубоким треугольным вырезом, почти обнажавшим смугловатые очень женственно округлые плечи, облегало стройную гармонично сложенную фигуру. Она сидела на том самом черном бархатном троне с резной спинкой и мило улыбалась в камеру, иногда смущенно опуская глаза, хлопая длиннющими черными ресницами. Камера взяла крупным планом ее безукоризненно красивое личико.