уходить из-за стола, поэтому он исправно поддерживал рюмку за рюмкой. Я вернулся в домик и упал на кровать. Меня вырубило на какой-то краткий промежуток времени, а потом резко выдернуло из сна. Я списал это на акклиматизацию.
Голова побаливала, я вышел на террасу, нагнулся над перилами и посмотрел вниз. Отец уже лежал лицом в тарелку. Мама вытанцовывала с Эмиром. Бородатый мужчина прекрасно двигался, а мама вихляла бёдрами и пыталась ему соответствовать. Энергии в ней было невероятно много. Остальные мужчины аплодировали и ухали, сидя за столом. Музыкальные южные мотивы разносились по всей территории особняка. Наверно меня как раз музыка и разбудила.
Я смотрел вниз и улыбался, поражаясь моей маме. Давно я такой её не видел, наверно только в её молодости. Плясала, как озорная девчонка. Скинула туфли, прыгала босиком. На ней было чёрное вечернее платье с лямками на плечах. Она высоко поднимала ноги в танце, крутилась вокруг аплодирующего ей Эмира.
Устав, потная и красная мама вернулась за стол и опрокинула ещё одну рюмку Чачи. Мужчины курили.
— А что это вы курите? — поинтересовалась мама.
— Крепкий табак грузинский, — сказал отец братьев Ислам.
— А можно мне попробовать?
Мужчины переглянулись и посмеялись.
— Конечно, — ответил Ислам и протянул ей сигарету.
Я выпал просто… Она никогда не курила. Мама крепко затянулась и закашляла. Мужчины посмеялись. Хотели забрать сигарету, но он ещё дважды затянулась и только потом отдала.
Дядя Армен взял её руки в свои и начал осыпать маму комплиментами.
— Вы потрясающе красивая женщина, Ирина. Ваши карие глаза пленят. А ваши ноги просто не имеют конца и края.
Мама смеялась и гордо принимала комплименты, пока отец клевал носом в тарелку. Двое братьев любезно согласились отнести его под руки домой и положили в кровать. Когда они вернулись, мама снова танцевала. Она схватила Эмира за руку и подняла его. Осетин криво усмехнулся и поднялся. Они снова закружились в танце. Из мамы просто пёрла энергия. И почему-то она выбрала именно Эмира, танцор то он очевидно был хороший, но закрадывалось подозрение, что дело тут не только в его таланте танцора.
Заиграла медленная музыка. Эмир положил руки маме на талию, она не отвергла его, даже сама положила свои ему на плечи. Они кружились в танце никого не замечая. А вот я подмечал всё. Дядя Армен с братом зашептались и медленно встали из-за стола. Они прихватили Хамита и пошли в сторону нашего дома. Я опустился вниз и замер за цветком.
Они остановились под крышей террасы, на которой лежал я. Там они скрылись за пышным деревом. Вверх начал подыматься табачный дым. Послышались голоса. Я прислушался.
— Сейчас он её разогреет, и мы подойдём, — хрипло сказал дядя Ислам.
— Я высыпал ей лошадиную дозу того дагестанского порошка для женщин, — сказал Армен.
— Возбудитель, дядя? — ошалело усмехнулся Хамит.
— Да. Мой друг из Дагестана сказал, что от него женщины становятся очень мокрыми и сумасшедшими.
Трое мужчин хитро рассмеялись. Вот же ублюдки! Я сжал кулаки и стиснул зубы. Но что я мог сделать? Я просто замер на полу террасы, глядя через прутья, как мама танцует медленный танец с бородатым брутальным осетином.
Эмир медленно опускал руки по её спине, пока они не дошли до маминых ягодиц. Он сжал их, но мама тут же убрала его руки, но не отругала, а просто тихо рассмеялась и сказала:
— А вот это лишнее. Мой муж…
— Он уже дрыхнет в своей комнате. Спит мёртвым сном.
Эмир вернул руки на мамину задницу, но она снова убрала их и отошла от него на пару шагов. Мама шаталась, и тем не менее присела на стул и опрокинула ещё одну рюмку Чачи. Эмир весь насупился, он опёрся спиной на стену и закурил.
Стоял у стены, весь такой гордый, набыченный осетин. Рубашка расстегнута на несколько пуговиц. Среди волосатой крепкой груди сверкает золотой крест. Он курил и смотрел на звёзды, а мама на него. Она долго смотрела на него.
— А где остальные? — нарушила она тишину.
Эмир пожал плечами.
— Спать ушли скорее всего. Отец и дядя уже не молодые.
— А твой брат?
— Он тоже ушёл спать. С шести утра на ногах.
— Ммм… Понятно…
Музыка продолжала играть. Мама оглянулась на наш домик, меня она не могла видеть, я прятался за пышным цветком на террасе. Она несколько секунд смотрела на закрытую дверь, затем повернулась на Эмира. Медленно встала, подошла к нему и остановилась напротив, в шаге от него.
Осетин криво усмехнулся, оглядев её с ног до головы. Мама протянула руку и забрал у него сигарету. Затянулась и откинула её в сторону. Они были примерно одного роста, и сейчас она была босая. Она сделала шаг и прижалась к горячему осетину. Я вылупил глаза и перестал дышать. Ох, мама… Что же ты делаешь?
Эмир запустил руку в пышную гриву её рыжих крашеных волос и притянул её лицо к своему. Их губы сплелись в жарком, голодном поцелуе. Грубые ладони осетина начали блуждать по маминому телу. Он жадно сжал её мясистые ягодицы. В этот раз мама не убрала его руки. Они страстно целовались несколько минут, мамины руки поглаживали кудрявую волосатую грудь мужчины.
И тут он резко развернул её спиной к себе и прижал к своему телу. Его руки сжали мамины сиськи. Мама подняла свои руки вверх, обняв Эмира за шею. Она закрыла глаза и тяжело задышала. Эмир резко разорвал на ней платье.
— Ох! — вздохнула мама.
Обрывки платья повисли на её теле. Груди обнажились, и я впервые вот так отчётливо увидел мамину грудь. Она была без лифчика весь вечер! Её молочно-белые стоячие груди тут же нашли руки Эмира. Он начал страстно мять их, грубо, жадно. Одна рука нырнула вниз маме в трусики. На ней были чёрные кружевные. Эмир стал шурудить рукой у неё между ног, мама сладко застонала, закрыв глаза.
Осетин вынул пальцы, они искрились от влаги. Он ухмыльнулся и толкнул маму чуть вперёд. Она едва устояла на ногах. Обернулась к нему, вопросительно глядя.
— Снимай трусы, — велел он жестким, не терпящим возражений тоном.
Мама запустила пальцы по резинку трусов и сняла их, поочерёдно вынимая ноги из трусиков. Эмир вытянул руку. Она вложила свои трусики ему в ладонь. Эмир поднёс их у носу и вдохнул запах. Затем спрятал трусы в карман. Мама стояла перед ним практически голая. Платье разошлось по центру, висело только на лямках, как плащ.
— Сними с меня брюки, — велел Эмир.
Мама подошла к нему и потянула вниз за штаны. Стянула их, затем взялась за трусы. На волю выпал толстый крупный член, поросший вокруг густой жесткой растительностью. Мама глубоко вздохнула.
— Соси, — велел осетин.
Она опустилась на колени и припала лицом к ему волосатому паху. Она жадно заглотила его член и начала смачно обсасывать со всех сторон.
— И яйца лижи!
Я пребывал в лёгком шоке, наблюдая, как моя мамочка жадно сосёт член волосатому осетину, стоя на коленях перед ним. Нет, это был не лёгкий шок, я был просто в ахуе!
Чмокающие, сосущие звуки отчётливо разносились по двору. Мама облизывала толстый член, который быстро отвердел, лизала волосатые яйца осетина, как кошка сметану. Он запустил одну руку в её взлохмаченные волосы и управлял её головой, насаживая её рот на свой член.
— Глубже, сука! Глубже!
Мама давилась его членом, кашляла и отрыгивала слюну на своё тело. Её горло булькало и клокотало. Эмир глубоко загонял член в её глотку. Мама покорно держала руки на его бёдрах, позволяя трахать себя в рот. Я охеревал от происходящего. Даже не думал, что она на такое способна. Отцу она такое вряд ли позволила бы.
Эмир резко поднял её на ноги и прижал спиной к себе. Одна его рука сомкнулась на мамином горле, а вторая начала тереть её до безобразия мокрую щёлку. Я даже видел, как соки струятся по маминым бёдрам. Похоже толстяк Армен говорил правду, ей действительно подсыпали …