— Это не роман, папа, — умолял я. — Это очень серьезно. Она ждет от меня ребенка, я люблю ее. Если мы не отправимся на поиски острова, где она меня ждет, я ночью вскрою себе вены.
— Ты чего мелешь, псих: ребенок, любимая. Где же, черт возьми, находится твой проклятый остров?
— Я не знаю, — выкрикнул я, — у меня не было с собой компаса. Но расстояние отсюда я покрыл в течение трех часов.
Я взглянул на солнце и содрогнулся: оно излучало зловеще-оранжевый свет, что предвещало скорое наступление вечернего времени.
— Нам к семи, нам надо к семи, — бормотал я.
— Эй, Антонио, ты хорошо знаешь эти места? — крикнул отец человеку, который копался у вертолета.
— Довольно хорошо, сэр.
— Тогда заводи свою машину, предстоит небольшая прогулка. Координат мы точно не знаем. Мальчишка плыл около трех часов, примерно, в юго-западном направлении. Он говорит, что там есть какой-то скалистый остров. Давай прозондируем океан: может, и вправду там есть что-то.
Вертолет, вздымая под собой бурый песок, взмыл над землей, и уже через несколько минут под нами был океан.
— Странно, — бормотал пилот, обращаясь к моему отцу, — никогда поблизости не видал скалистого острова.
Меня трясло, как в лихорадке. Хронометр на приборной доске показывал без пяти минут семь. «Попробуем немного развернуть на запад», — бубнил себе под нос пилот. Мой отец, откинувшись на сиденье, мирно дремал. Я тоже попробовал закрыть глаза, как вдруг из груди моей вырвался крик.
— Что, что с тобой? — повернул ко мне голову отец.
— Она, она стояла на скале жизни с растрепанными волосами. Отец, отец, я видел ее глаза: в них была смерть.
Прошло несколько минут.
— Смотри-ка, — оборвал наше молчание пилот, — действительно, скалистый остров! Иду на снижение.
— Нет, милая, нет, ты жива, жива, — шевелились мои пересохшие губы, как будто повторяли заклинание.
Еще издали я увидел вершину скалы жизни: она была пуста. Когда наш вертолет опустился на каменистую площадку острова, нас мрачной грядой обступили скалы. Я бросился прямо к подножию скалы жизни. Почему именно туда, я не отдавал себе отчета. Кругом выделялись острые камни, омываемые морем.
Отец и пилот еле поспевали за мной. Я остановился у подножия жуткой скалы и, разбивая в кровь кулаки, бил по камню, как по живому невозмутимому существу. Из горла у меня вырывались нечленораздельные звуки. Мой голос охрип.
Отец положил мне руку на плечо.
— Возьми себя в руки, ты же мужчина. Взгляни, это не она?
Девушка лежала неподалеку лицом вниз. Череп ее треснул, разбившись об острые камни. Розовые от крови волны накрывали и качали ее безжизненное тело, как бы успокаивая его. Не помню, как я подошел и осторожно перевернул ее. Лицо моей возлюбленной было неузнаваемо. На шее у нее поблескивал мой нательный крестик, а на тоненькой руке болтались мои часы. Стекло их лопнуло, стрелки остановились на пятнадцати минутах восьмого. Я вздрогнул, когда взглянул на ее чудом уцелевшие глаза: они были как живые. Те самые, которые молили меня там, на берегу, не уезжать.
— Милая моя, — прошептал я и, склонившись, нежно поцеловал их.
В этот момент раздался резкий хохот:
— Твоя? Нет, она не твоя! Она принадлежит великим духам острова. Они отомстят тебе за нее. Ты умрешь, собака, страшной смертью. А теперь вон из этих священных мест, — прорычал туземец, поднимая на нас винтовку.
Мы отступили на несколько шагов.