Тяжелая дверь захлопнулась с гулким стуком, оставив прибывшего один на один со своей горечью. Оглядевшись по сторонам тесной камеры и заметив железную койку, Дэйвид сел и задумался. Только теперь он начинал понимать, что все произошедшее самая настоящая реальность, и теперь он никто иной, как заключенный одной из тюрем.
Это нелепость, совершенная нелепость, чушь какая , — он все еще отказывался верить. Он решил, что если немного подождать, то все исчезнет, как галлюцинация. Но проходили минуты, а потом часы, а серые стены не испарялись, и тусклый свет лампы все также беспокойно дрожал. Дэйвид понял, что нужно пошевелится, чтобы избавиться от резкого озноба. В этот момент дверь заскрипела и в камеру вошли двое охранников:
— На выход, быстро, — сковав ему руки за спиной наручниками, его повели к начальнику тюрьмы. С тобой, как и со всеми новенькими желают лично познакомиться.
Белоснежные стены и солнечный свет, бьющий в огромные окна, ослепили на мгновение. Его усадили в кресло посредине комнаты и только тогда он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Дэйвид поднял глаза и увидел молодую женщину, сидевшую напротив в кресле, положив ногу на ногу. Вид у неё был довольно добродушный, да и выглядела она как ухоженная секретарша. Черные волосы до плеч, черная кожаная юбка, белая рубашка и туфли на шпильке. И ко всему широкая, слегка ехидная улыбка.
Хм… ну не соскучишься тут это точно , — Дэйвид поймал себя на том, что нагло рассматривает женщину.
— Ну что, друг мой, как самочувствие? — Уже гораздо лучше, ты этому поспособствовала, — парень смущаться не привык… Наверное, начальник занят и поэтому попросил свою секретаршу поразвлечь посетителя. — Даже так? Ну, это мы быстро исправим, — в ее голосе проскользнули странные нотки, — Ты попал сюда за изнасилование, поэтому… — Я ничего не делал, это… , — тут же он замолчал от громкого окрика: — Молчать, тварь! Говорить будешь только когда я тебе это позволю!, — Дэйвид с изумлением смотрел на изменившуюся за секунду собеседницу, чье лицо буквально пылало от гнева. — Я вас ненавижу, таких подонков, как ты. Вы пользуетесь тем, что женщина слабее, чтобы делать с нею то, что заблагорассудится. И вам совершенно безразличны ее чувства… вам просто наплевать. А теперь слушай, животное. Я начальник тюрьмы, и здесь мои законы. Такие как ты здесь не выживают. Каждый их день превращается в ад. Потому что я плачу вам той же монетой. И мне тоже наплевать. И ты это почувствуешь на собственной шкуре. А теперь уведите его и подготовьте.
Он не успел опомниться, как очутился в довольно просторном помещении. Только через минуту он понял его странность отсутствие мебели и многочисленные крюки, вкрученные в стены, какие-то тросы и перекладины. К одной из них его и привязали. Двое из находившихся в помещении конвоиров подошли к заключенному и… Дейвиду давно не было так больно, разве что когда он сломал сразу три ребра… Его били долго и профессионально, сильный удар чередовался с более слабым, давая мгновение для передышки, чтобы затем снова ощутить боль в полной мере. Когда все прекратилось, он почувствовал себя совершенно измученным…
— Ну что, размялся, котик?, — знакомый нежный голос промурлыкал над самым ухом. Боже… она… неужели за всем наблюдала? … Но что-то про ручки мы совсем забыли, айяйяй…, — она сокрушенно покачала головой и кивнула конвоирам.
В ту же секунду руки были отцеплены и снова скованы уже за спиной. Веревка прошла через цепь на наручниках, была перекинута через перекладину и зафиксирована на мини-катушке с рычагом. Один поворот и руки взлетели вверх, выворачиваясь из суставов… Дэйвид не смог сдержать крик. Веревка продолжала натягиваться, и боль становилась все более невыносимой, превращая крик в протяжный стон. Что, больно?
— Пошла ты… — сумел прошептать Дэйвид. — Можешь называть меня Госпожа. Госпожа Мия. — Сука…
Похоже, женщину трудно было вывести из себя и к подобным ласковым словам она уже привыкла. В ее руках что-то блеснуло, и пленник едва успел разглядеть несколько тонких длинных игл. Надзирательница коснулась пальцами его груди и, остановившись на соске, поднесла к нему иглу. Дэйвид инстинктивно дернулся и застонал от новой волны резкой боли в плечах. В ту же секунду сначала правый, а потом и левый сосок пронзила острая режущая боль, — две иглы прошли насквозь горизонтально полу. Узник закусил губу и с ужасом посмотрел на мучительницу. Но она была увлечена процессом, и уже через мгновение еще две иглы были воткнуты уже вертикально.
— А теперь можно и поиграть, — с этими словами женщина взяла протянутую ей длинную плеть и замахнувшись, ударила что есть мочи. Первый удар пришелся на живот, второй прочертил тонкую бордовую полосу на шее и плече. Когда же плеть задела иглы, у несчастного потемнело в глазах. Он перестал видеть и слышать, он чувствовал только боль… ужасную, жестокую боль… замах… сердце сжимается и замирает… в ожидании… воздух разрезается со свистом… удар… плеть снова опускается на грудь… невозможно вдохнуть от этой сокрушающей агонии… стон теряется где-то внутри, а глаза уже видят как рука снова поднимается, чтобы ударить.
— Ладно, отдохни, друг мой, а то что-то совсем раскис, — женщина прищурившись посмотрела на окровавленного парня и, повернувшись, вышла…
*
Дэйвид очнулся от кошмара, который приснился так четко, словно был реальностью… Какой ужас… надо же… , — он хотел вытереть пот со лба, но руки почему-то не слушались. Что за черт… Он попытался еще раз и закашлялся от внезапно ожившей боли в плечах и груди. Дэйвид понял, что кошмар был явью. Он висит на дыбе, беспомощный и униженный. А сердце бешено стучит, разрывая виски…
Зажегся свет и Дэйвид зажмурился.
— Отдохнул, маленький?, — Мия потрепала его по щеке и улыбнулась. Должно быть прошел не один час, а возможно и целая ночь, поскольку она изменила прическу ( волосы были собраны на затылке) и переоделась ( на этот раз на ней был брючный костюм). Дэйв хотел было спросить что происходит, почему его не оставят в покое, но внезапно онемел. В руках женщины что-то блеснуло. Дрожащий огонек зажигалки двинулся в направлении его груди.
— Что ты делаешь, не надаааааааа… Дейвид не успел договорить, как буквально взвыл от горячей боли, разрывающей грудь. Мия подносила зажигалку к игле, и когда та начинала краснеть, переносила ее на другую. Жертве казалось, что огонь проник внутрь, волна пульсировала и перекатывалась, сначала на груди, потом стала медленно заполнять все тело. Пленник прерывисто дышал, пытаясь удержать готовый вырваться крик.
Минут через 15 эта забава мучительнице явно наскучила, да и реакция подопечного была довольно сдержанной. Тоже мне, герой. Сейчас посмотрим, как он запоет, тварь . Едва успев полноценно вдохнуть и слегка расслабить напряженные до предела мышцы, узник с ужасом заметил какой-то прибор в руках женщины. В ту же секунду будто сотни иголок пронзили его живот и зашевелились внутри. Электрический разряд был достаточно сильным, так что у Дэйвида судорогой свело шею и руки. Его начало трясти, тело перестало слушаться. Пленник непроизвольно застонал, издав долгий затихающий звук между ннн и ммм ..
Слезы сами навернулись на глаза, и Дэйвид учащенно заморгал: он никогда не плакал. И не заплачет. Особенноперед женщиной. Эта дрянь подобного не добьется. Он едва успел закусить губы от нового витка резкой боли. Боже… когда это кончится…
— Что тебе нужно от меня, сука, — он почти сорвался на крик. Мия щелкнула выключателем электрошока и удивленно посмотрела на дерзкую жертву.
— Ты так и не понял, скотина? Я тебя ненавижу за то, что ты сделал больно женщине. Возможно она не могла постоять за себя. Зато я могу. И я отомщу. Тебе. И буду мучить, пока ты не станешь умолять о смерти.
— Послушай… я… ничего с ней не делал… меня подставили… понимаешь? Понимаешь ты?.., — Дэйв с отчаяньем посмотрел на мучительницу. В это трудно поверить… конечно… но… я ничего не делал!
Мия истерично расхохоталась: — Боже, как ты неоригинален. Все вы невиновны. Святые… Запомни, скотина, — прошептала она в самое лицо пленника, — ни за что сюда не попадают!, — она снова включила электрошок и стала медленно вести его от шеи вниз. Дэйвид загнулся от нестерпимой боли, но ему удалось не закричать. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, он еще отчаянней стиснул зубы. Он не помнил, сколько продолжалась пытка, он перестал ориентироваться по времени. Теперь существовали только он и боль. И лишь изредка сквозь пелену страдания проявлялся образ той, что так безжалостно истязала его.
Как сквозь сон он услышал: — Ты будешь работать, как и все остальные. Но за тобой будут следить в сто раз усиленней. Одно неверное движение, один неправильный взгляд, и ты будешь жестоко наказан.