В детстве меня не пороли. Ни разу. Даже точнее ни разу телесно не наказывали. А вот ближе к подростковому возрасту пришлось ощутить на себе «прелесть» этого вида «воспитания».
Чаще всего мне доставалось просто рукой, пару шлепков через штаны Иногда отец приказывал приспустить штаны и трусы и давал пару шлепков по обнаженной попе. Для более основательных наказаний отец использовала ремень. Причем для порки использовался один широкий кожаный ремень из сыромятной кожи, который отец привез еще в советское время из загранкомандировки. Впрочем описанное время и еще было советским.
В случае серьезной провинности, отец строго, но спокойно приказывала идти в маленькую комнату, где и исключительно происходило наказание, В которой находился только шкаф, табуретка и софа на которой и собственно и меня пороли. Дальше были варианты. Либо отец ставил меня в угол от получаса до часа, иногда приказывая полностью раздеться либо только снять штаны и трусы, либо сразу начиналась экзекуция.
В любом случае перед поркой был разговор, короткий или длинный. Не повышая голоса, отец выговаривал мне за мою действительную или мнимую провинность. Как правило, отец спрашивала меня, понимаю ли я, что он вынужденно так поступает из-за моего поведения. Я реагировал по-разному — когда кивал головой и говорил “угу”, когда просто молчал.
После этого отец брала меня за руку и вел к шкафу, откуда брала ремень. Иногда же он брал ремень и подходил ко мне сам. Ремень он держала в левой руке, правой подводила меня за руку к софе. Тут были варианты — он или сам снимал с меня штаны (если они уже не были сняты), или приказывала мне снять их.
Чаще всего я послушно снимал штаны, иногда отказывался, и тогда отец меня обхватывала левой рукой с ремнем, а правой сдергивала штаны, а затем и трусы. Затем отец говорил, чтобы я лег. Я покорно укладывался на живот, вернее низом живота на две подушки, заблаговременно положенные на софу, отчего попа выпячивалась вверх, но отец всегда при этом держала меня за плечи, помогая лечь. Потом он задирала мне рубашку с майкой, так что зад становился вовсе голым.
Отец левой рукой брал мою правую руку, клал ее на спину пониже лопаток и наваливалась на меня всем своим весом. Перед поркой нервы напряжены и возбуждены, испытываешь какую-то странную смесь ожидания, стыда, притягательности, желания и возбуждения. Ноги начинают дрожать. Ягодицы и бёдра судорожно сжимаются и разжимаются. Внизу живота появляется сладкое жжение и приятное щекотание, попа судорожно дрожит, половинки ягодиц сжимаются друг с другом. Последние мгновения перед первым ударом ремня — самые ужасные и сладострастные.
И порка начиналась. Первый удар всегда был болезненным. Неожиданно вспыхивала в заду жгучая боль, когда ремень опускался с негромким свистом на мои ягодицы, издавая шлепок А потом следовал второй удар, третий. Зад прямо обжигала боль. Где-то после пятого шлепка она уже не отпускала, так и пульсировала, то ослабевая, то вспыхивая с новой силой после удара. Ноги помимо воли дрыгаются в воздухе. Тело начинает извиваться, попа тоже виляет из стороны в сторону. Как правило, после пятого удара я ревмя ревел, извиваясь от боли. Хотя вначале решал сдерживать слезы, и какое-то время старался не вскрикивать. Но потом все равно начинал плакать — скорее от обиды, чем от боли.
Но боль брала свое в конце концов. Я начинал дергаться, извиваться всем телом, вихлять наказываемым местом. Иногда отец связывал дополнительно руки и ноги бельевой веревкой. Нанеся 70-80 ударов отец прекращал порку. Иногда, ремень попадая на копчик или кольцо ануса вместе с болью вызывал приступ предоргазменного состояния. Хотя сама порка сексуального удовольствия никак не вызывала, разве только процедура ожидания и приготовления. Потом отец отпускал и говорил, чтобы я либо вставал и одевался, либо еще с поротым задом какое-то время стоял в углу. Потом отправлял под душ. Потом я должен был ритуально обещать исправиться.
E-mail автора: oziriz@bk.ru