Хаяси, это был он, поманил меня. Наклонив голову, я пошла за ним, стараясь поскорее подавить в себе пыл сжигаемой меня похоти. Кажется, он ничего не заметил.
Мы пришли в другую часть дома и зашли в комнату, в которой сидел Ред и толстяк-европеец.
— Что новенького? — приветствовал меня Ред, наливая мне бокал виски.
Чтобы скрыть свой страх я выпила и сказала:
— Хорошо, но все равно я ничего не скажу.
— Ого! Малютка показывает зубки! — зло поблескивая глазами, проворчал толстяк. — Но ничего, — продолжал он, — мы их обломаем! Ред, ближе к делу.
Ред взглянул на меня с любопытством и с некоторой долей удовлетворения.
— Зря артачишься, детка, — сказал он. — Говорить все равно придется. Так что ж было написано в той бумажке? Молчать бесполезно. А когда скажешь, мы тебя отпустим на все четыре стороны. Денег у тебя много. Хранятся они у французского консула. Опекуны тебя ждут все время, и ты сможешь сразу уехать во Францию, кстати, твой брат будет очень рад тебя видеть.
При упоминании о брате, мои мысли закружились вихрем. Мне было пять лет когда мы расстались. Мысль о брате придала мне сил, и я решила выстоять, во что бы то ни стало. Каким-то внутренним чутьем я поняла, что если я скажу правду, то меня убьют как нежелательного свидетеля, что все их обещания — ложь.
— Я нечего не могу вам сказать, — пролепетала я, притворяясь опьяненной больше, чем была на самом деле. — Это была старая молитва. Ее написал отец, чтобы я поскорее выучила ее наизусть.
— Так почему же, черт возьми, он зашил ее тебе в платье? — заревел толстяк.
— Успокойтесь, босс! — Ред хладнокровно пододвинул мне бутылку.
— К черту виски! Мне надо знать содержание записки или молитвы, дьявол знает, что там было!
— Так какая же это молитва, детка? Можешь ли ты нам ее прочитать? — спросил Ред.
Я молчала, отец в бога не верил и никаких молитв я не знала. К счастью я вспомнила начала молитвы, которую шептала на ночь мне мать. Она пришла мне на ум сама собой.
— Перестань дурачиться, милая! С такой молитвой, попадешь прямехонько в ад! Помолись по другому! Ну!
Угрожающе, сжав кулаки он подошел ко мне и сильно тряхнул за плечи.
— Хаяси заставь ее молиться! — злобно прошипел толстяк.
Хаяси несколько раз затянулся сигаретой, стряхнул с нее пепел, подошел ко мне и, подняв мою руку так, что широкий рукав моего халатика опустился до самого плеча, неожиданно сунул горящим концом мне сигару под мышку. Я взвизгнула от боли, но выпитое виски придало мне такую смелость и злость, что я вцепилась свободной рукой в желтую рожу палача, норовя выдрать ему глаза.
— Браво, детка! — не удержался от восклицания Ред и внезапно влепил мне такую затрещину, что у меня все потемнело в глазах и я лишилась чувств.
Очнулась я в своей комнате. Почувствовала сильную боль под мышкой и сразу же все вспомнила.
«Что же будет дальше. Неужели все эти мучения будут продолжаться?»
Пришла Мария и вновь стала за мной ухаживать, менять повязку, болтать. Между прочим, она очень сильно хвалила Реда и из ее слов я поняла, что он может мне помочь. Я слушала Марию внимательно, ожидая, что она нечаянно взболтнет что-либо интересное для меня.
Так прошло несколько дней, но ничего существенного я не узнала. Самочувствие мое улучшилось и я уже не нуждалась в помощи Марии и просила ее больше не приходить.
Как-то вечером пришел Ред. Был он на веселе, в кармане торчала бутылка, а во рту неизменная сигара.