— Я ненавижу говно. Но еще больше я ненавижу барьеры между людьми.
— Тогда… я всегда буду золотая. Мне нравится.
— Я знаю, что тебе нравится. Я все про тебя знаю. Это твой выбор, Хлоя…
Аминь. Я ведь и сама знаю, что он все про меня знает. Все. ВСЕ.
Ну уж нет…
— А занятия тоже отменяются?
— Почему же? Раздевайся и иди сюда…
Его прикосновения сквозь краску — это что-то. Трогает вроде и меня, и в то же время не меня. Мучает, а сам властный такой, бесчувственный. Гуру.
Намучил до визга — и все-таки взялся ласкать:
— Тебе выпала честь, Хлоя. Я еще никогда не занимался любовью с золотой девушкой. Ты первая.
— Нет, — говорю. — Дайте мне растворитель, и тогда я подарю вам эту честь.
— ТЫ подаришь мне? Ты не перепутала?
— Нет. (Я даже отошла от него, смогла отойти) Вначале растворитель.
— Я здесь ставлю условия, Хлоя. Я, а не ты.
Молчу. И он молчит.
Блядь, ну как же хотелось кинуться ему в ноги, размазаться сиськами по полу и умолять о прощении, о милости, и чтобы он трахнул меня жестко, грубо, наказал своим членом, а я бы выла от раскаяния…
Блядь.
***
В тот же день
Гуляю по Парижу. На мне — полупрозрачная туника. И краска.
На меня смотрят, за мной ходят, свистят мне, бибикают… Я бы и совсем разделась, если б не менты.
Хоть я и не спасовала, ушла с тренировки, но все равно чувствую себя лужей любовного сока с краской вперемешку. Он что, гипнотизер? Колдун? Пусть все видят, что я золотая, что у меня под туникой ничего нет, что по ногам моим текут подозрительные капли, что я трогаю себя за vaginu прямо на улице…
А он не увидит меня, пока сам не принесет растворитель.
***
Пять дней спустя