Хочу рассказать об одном случае, благодаря которому я пережил самое сильное эротическое впечатление.
Дело было в 1996 году в одном достаточно крупном городе нашей страны. Жили мы в обычной десятиэтажке на девятом этажа. Мама, папа, я и младший брат. Маме тогда было 37 года, она на четыре года младше папы. Моя мама тогда была невероятно красивой женщиной. Это была высокая брюнетка, абсолютно черные глаза, которой были способны прожечь любое мужское сердце.
Как любой пацан этого возраста я пытался подглядывать за мамой. Редко мои попытки имели успех. У нас почти всегда кто-то был дома кроме нас с мамой и возможности хотя бы попытаться за ней подглядывать, почти не представлялось. Всего несколько раз я мельком случайно видел грудь моей мамочки. И всё. Больше ничего я не видел.
Так вот о самой истории. Как-то раз папа и братом уехали к бабушке на дачу, что-то там помочь. Мы с мамой планировали сходить на рынок, закупить продукты. В те годы в нашем городе, как, наверное, и во всей стране был полнейший бардак. Все разваливалось прямо на глазах. Цены на продукты росли буквально каждую неделю. Поэтому мы ходили на рынок, находящийся в соседнем районе, так как он был самый недорогой.
Мы с мамой поздно позавтракали, собрались и вышли из квартиры. С собой я всегда брал спортивный рюкзачок, мода на такие была в то время. В рюкзачке у меня всегда была бутылка модной газировки типа Колы, Спрайта и т. д. Туда же я засунул разные пакеты и сумки, которые подготовила мама для рынка. На улице было теплое майское воскресенье, поэтому оделись мы соответственно для рынка. На мне были спортивные штаны и футболка, а мама оделась в легкие брючки и блузку.
В хорошем настроении мы зашли в лифт и направились вниз. Вдруг кабинка лифта дернулась, и он совсем остановился.
— Странно, давно он не ломался, — сказала мама.
Мы стали нажимать кнопку вызова диспетчера. Но на том конце никто не отвечал. Некоторое время мы просто молча стояли. Было слышно, как ругаются соседи, пытаясь вызвать лифт. Я стал им кричать, просил вызвать диспетчера. Они пообещали помочь, но время шло, а никто лифтом не занимался.
Прошло часа полтора, а подмога не приходила. Мама стала какая-то нервная, вела себя нехарактерно. Она стала что-то бормотать сквозь зубы, ругая лифтеров на чем свет стоит.
— Мам, ты чего? — спросил я, — вытащат нас рано или поздно.
— Не нужно было нам столько чаю пить, — ответила мама, — теперь писать хочу.
— Сильно?
— Да, Шурик, уже сильно. Ещё немного и не вытерплю.
Я понимал, что ситуация сложная, но не знал чем помочь маме. Мне было больно смотреть на неё. Ведь было ясно, что когда лифт откроется, нам придется столкнуться с людьми. Либо соседями, либо ремонтниками. Поэтому вариант написать в лифте или в штаны не подходил совсем. Если написать в лифте на пол, то нам еще неизвестно сколько придется стоять в этой луже, а если замочить штаны, то перед соседями будет стыдно.
Я лихорадочно искал приемлемое решение, но ничего не шло на ум.
— Уже совсем не могу терпеть, — сказала мама и на глазах навернулись слезинки.
Я вытащил бутылку Колы из рюкзака и повертел её в руках.
— Было бы что-то острое, можно было бы срезать верхнюю часть и пописать туда, — вслух подумал я, — но только резать нечем.
Мама умоляюще смотрела на меня, но я пока ничего не мог придумать. Я стал перетряхивать рюкзак в надежде найти что-нибудь подходящее. Вдруг я нащупал пластиковые вставки, предназначенные для жесткости стенок рюкзака. Я быстро вытащил одну вставку и повертел в руках. Пластик представлял собой тонкую, в меру жесткую пластину где-то 30 на 15 сантиметров, которая хорошо гнулась. Я скрутил из неё воронку, которая получилась с широким горлышком и узким сливом. Я вставил импровизированную воронку в горлышко бутылки и показал маме.
— Но как я смогу? — спросила она, — у меня рук не хватит, чтобы это держать.
Чтобы все получилось, надо было одновременно удерживать воронку, чтобы пластик не возвращался в исходное состояние, а также направлять её в слив в горлышко бутылки.
— Мам, я помогу тебе, — сказал я, — я буду держать воронку с бутылкой.
— Но… но ведь ты увидишь мою… , — смутившись, ответила мама, — в общем как я выгляжу без трусов.
— Ну а как по-другому?
— Я не знаю… Ладно, давай. Сил уже нет терпеть.
Я вылил газировку в щель между створками дверей лифта, и приготовил воронку с бутылкой к применению. Я показал маме готовую конструкцию. Мама глубоко вздохнула и стала расстёгивать свои брючки. Она спустила их до пят и осталась в одних черных трусиках. Чуть помедлив, мама спустила и трусики. Мамочка стояла передо мной без трусов, она подобрала повыше блузочку, чтобы та не мешала.
— Давай быстрей, а то сейчас уже побежит. Я буду держать руку около кнопки, если вдруг лифт поедет, я остановлю его.
В тесноте кабинки было сложно удобно разместиться вдвоем. Я спустился на корточки, и попытался эту конструкцию приспособить между маминых ног.
— Неудобно, надо шире поставить ноги, — сказал я.
Мама оперлась спиной на стенку, немного присела и широко поставила ножки. Теперь ничего не мешало подобраться к писечке (я не могу называть её иначе). Она находилась прямо на уровне моих глаз. Конечно же, даже не смотря на тусклое освещение кабинки, я пожирал глазами этот невероятный вид. Волосики были не длинные, видимо мама их подстригала, поэтому было довольно хорошо видно, как мясистые малые губки слегка разошлись. Для меня, ещё ни разу, не видевшего женскую письку вообще, такой вид был за гранью реальности. А то, что это ещё и моя мама, делало ситуацию не просто пикантной, а безумно волнительной. Я старался не выдавать своего возбуждения, понимая, что маме итак сильно неловко. В штанах в невероятном напряжении находился мой небольшой член. Я тоже хотел писать, но пока ещё было терпимо.
— Постарайся не забрызгать одежду, — сказала мама, — давай быстрей.
— Мам, откуда ты писаешь? — спросил, рассматривая длинную щель в её промежности, — чтобы я подставил куда надо.
— Вот отсюда, — указала пальчиком мама и раздвинула губки.
— Давай, я гото… , — не успел закончить я.
Я с удивлением смотрел, как между раздвинутых малых губ вылетает мощная струя, ударяющая о стенки воронки. Я ощутил запах мочи, мне он показался даже приятным. Сказать, что это было удивительно, значит, ничего не сказать. Второй рукой, которой я держал бутылку, ощущалось тепло от поступающей жидкости.
— Уххххх, — глубоко вздохнула мама, — я уже думала, не дождусь.
Мама все писала и писала. Литровая бутылка быстро наполнялась, и я уже стал волноваться, что этого объёма не хватит. Постепенно струя стала ослабевать и мамочка, сокращая мышцы, избавлялась от остатков содержимого мочевого пузыря, пускала последние струйки.
— Я закончила, — тихо сказала мама, — убери аккуратно, не облей нас.
Я убрал конструкцию на пол и закрутил пробку бутылки, пластиковую воронку аккуратно развернул в исходное состояние. После этого все было убрано в рюкзак, стоящий в углу.
Мама еще несколько секунд стояла неподвижно в той же позе. Достав из кармана носовой платок, она протерла промежность и кинула его в рюкзак. Уже спокойно, не торопясь, мама надела трусики, поправила их, а за ними и брючки. Осмотрев на себя, мама убедилась, что никаких следов не осталось.
Минут через сорок нас всё же вызволили из заточения. Мама долго отчитывала ремонтников, но те лишь невнятно оправдывались, а я рюкзаком прикрывал свой стояк. Нам пришлось вернуться домой. Я быстро рванул в туалет, во-первых, сильно хотелось писать, а во-вторых, нужно было разрядить свой член. После этого я вылил содержимое бутылки в унитаз.
— Я сам сбегаю на рынок, — сказал я, выйдя из туалета, — сделай мне список.
Мама молча дала список, деньги и сумку, и я полетел …