Все время, что Господин осматривал весьма просторный номер, состоящий из трех комнат и оборудованный самыми разнообразными приспособлениями для проведения сессий, девушка, казалось, даже не дышала.
— Номер мне подходит, — сообщил ей Господин, выходя из ванной.
— Я могу для Вас сделать что-то еще? — наконец встрепенулась девчушка.
По губам Господина мелькнула и тут же пропала довольная улыбка.
— Ты унижала когда-нибудь людей? — спросил он, обратившись ко мне.
— Нет, — ответила я, — Мне не нравится быть Верхней.
— Это неважно. Подойди к тридцать второй, ударь ее с силой по щеке и плюнь в лицо. — Увидев мое удивленное выражение лица и застывшую позу, Господин снизил голос. — Исполняй.
Он в достаточной степени владел голосом, а я слухом, чтобы мне стало понятно, что лучше выполнить приказ. При этом та, чье имя теперь было «тридцать вторая» ничуть не удивилась, а сидела на коленях также спокойно, как и до этого странного приказа, только теперь она подняла ко мне лицо и доверчиво смотрела своими серыми, почти прозрачными глазами. Я не могу бить людей, даже с тренировок по самообороне ушла, когда начался спарринг — не могла замахнуться на партнершу. И вот я стою над послушной рабыней, ждущей моей пощечины, и не могу ее ударить. (Порно рассказы) Замахнулась, но опуская руку на лицо девушки, замялась, пощечина вышла мягкой, я неуверенно обернулась к Господину. Господин улыбался одними губами, взгляд его при этом был пугающе хищным.
— Я научу тебя, — произнес он, но направился почему-то в одну из комнат. Я вопросительно посмотрела на девушку у меня в ногах, но та по-прежнему смотрела на меня без тени страха или волнения.
Господин вернулся к нам через минуту, в руке у него был длинный кнут, которым он, нарисовав пару восьмерок в воздухе, с силой щелкнул об пол в паре сантиметров справа и слева от меня.
— Попробуй еще раз ударить сучку по лицу. И учти, я вырос в селе и с двенадцати лет держу эту штуку в руке, — и новый замах, и новый щелчок кнута прямо перед моими ногами.
Меня от страха било крупной дрожью.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала я, готовая расплакаться.
— Бей ее по лицу, иначе я покажу, что с тобой будет, — Господин делает новый замах, кнут описывает большую дугу в воздухе и падает на спину тридцать второй. Девушка взвывает от боли, а на ее спине тут же появляется багровая полоса. Но отскочив от тела, кнут не останавливается, а снова рассекает воздух рядом со мной и второй удар ложится поперек первого на спину несчастной. Рабыня, сжав кулаки и прикусив нижнюю губу, старается сдержать крик, но боль сильнее ее желания быть покорной, и она вырывается наружу рыданием, слезами и слюной. Обе полоски на ее теле тут же становятся лиловыми синяками и кое-где кровоточат, а сама она, внутренне сгруппировавшись, старается унять боль от ударов.
— Мне еще раз повторить свою просьбу? — спрашивает у меня Господин тихо, даже мягко.
— Нет, я больше Вас не ослушаюсь, — меня всю трясет от страха, на ватных ногах я поворачиваюсь к рабыне, одной рукой поднимаю ее лицо с четкими следами зубов на нижней губе и все еще стоящими в глазах слезами, второй рукой медленно замахиваюсь и стараюсь прогнать мысли о гуманности. И я бью ее по лицу наотмашь, всей кистью, напуганная не меньше, чем девушка.
— Способная ученица, — улыбается Господин. — Давай еще раз, теперь обеими руками и не забудь про плевок.
Я снова замахиваюсь, бью с силой по очереди каждой рукой, ощущая нежную горячую кожу рабыни на своих ладонях, и плюю в лицо послушницы. Ноги меня не держат, я падаю на колени перед ней, слезы застилают глаза, руки трясутся, я закрываю лицо руками и беззвучно плачу.
— Слизывай, — слышу я строгий голос над собой. Господин, подойдя к нам ближе, берет меня за волосы и направляет мою голову к тридцать второй. Я покорно следую указаниям и, сложив руки у себя за спиной, провожу языком по лицу девушки.
— Еще, — говорит Господин, и я облизываю ее губы, лоб, покрытые слезами щеки… Господин отстраняет меня, — Ты можешь быть свободна, — обращается он к рабыне.
Та молча опускает в поклоне голову, после чего поднимается с колен и также молча выходит из номера. Господин, дождавшись, когда дверь за ней закрылась, поднял мое лицо, провел рукой по щеке и резко ударил так, что я прикусила себе язык от неожиданности. Потом посмотрел мне в глаза и нанес еще две пощечины. При этом в его глазах было столько злости и возбуждения, что он походил на хищника во время охоты.
— Разденься, я жду тебя в спальне, — сказал он и оставил меня одну.
Я посмотрела на оставленный Господином на полу комнаты кнут, и взгляд мой сам перешел на дверь — путь обратно, к теплым объятьям и нежным любовникам. Но в голове тут же всплыл образ мокрого от пота, пыхтящего надо мной Никиты, моего последнего любовника, имевшего привычку называть меня «Кисуля», сколько бы я ни повторяла, что я ненавижу кошек и все, что с ними связано. Воспоминания о наших отношениях в доли секунды пронеслись перед моим внутренним взором и уперлись в отвращение последнего нашего с ним вечера, когда слово «Кисуля» совпало с каплей его теплого пота, упавшей мне на висок… После этого меня вырвало, за что я даже не извинилась. Мне было плевать, что для мальчика это травма — свою предыдущую девушку он при друзьях называл фригидной и даже не думал, что причина может быть в нем. Фантазии о строгом Хозяине возникали у меня всегда с тех пор, как я стала испытывать возбуждение, но после Никиты они превратились в физическую потребность. Поэтому, оставшись в этом странном клубе с этим странным мужчиной в соседней комнате, я заставила себя смотреть на кнут и не думать о двери.
Медленно я развязала пояс плаща, расстегнула, сняла, оставила там же на полу, взялась за молнию платья, потянула вниз, чувствуя, как вместе с шелковой тканью платья по телу бежит предательский холодок страха. Под платьем была короткая комбинация с кружевными вставками на лифе. На секунду задумалась, снять ее или оставить, но быстрый взгляд в зеркало, только что мной замеченное, убедил в том, что комбинация тут не лишняя — она красиво подчеркивала линию декольте, а заканчивалась немного раньше, чем начинались ноги — вид был весьма привлекательный. Я еще немного повертелась перед зеркалом, сделала три глубоких вдоха, чтобы утихомирить готовое взорваться сердце, и вошла в спальню.