Стянула кокетливые трусики до колен и прогнулась, оттопырив попку. Она ожидала обычного в подобных случаях сценария, но все произошло несколько иначе. Вместо традиционного анального вторжения, ей был вручена пара лоскутков туалетной бумаги, добытой мной в настенном держателе. Она, несомненно, припомнила один из экспериментов, проведенных однажды в этой же кабинке при её непосредственном участии. Эксперимент был своеобразным, но ей, в конечном счете, пришелся-таки по душе.
Поэтому она хищно ухмыльнулась и немедленно приступила к его повторному воспроизведению. Я был уверен, что она прекрасно управится с этим заданием и без моего участия, поэтому мог полностью сосредоточиться на Полине. Ослабил хватку, позволив ей отпрянуть назад от моей филейной части, и перевести дух. Обернулся, задев подбородок окаменевшим членом.
Воспользовавшись временным замешательством Полины, понятия не имевшей, чего ожидать теперь, после моей враждебной мобилизации, я прихватил голову шатенки обеими руками и одним махом лихо насадил приоткрытый рот на бугристый стержень, привычный к подобным процедурам. Глаза Полины испуганно округлились. Она не сразу поняла, что с ней произошло. Но мгновение спустя, когда инстинкт самосохранения заставил её содрогнуться и податься всем телом назад, она сообразила, что сталось.
Соскочить с глубоко вклинившегося ствола у нее не вышло, я не позволил. Крепко держа голову за затылок обеими руками, я наблюдал за её искаженным лицом. Глаза, полные ужаса и мольбы, миновав стадию постепенного увлажнения, вмиг разразились потоками неподконтрольных слез. Девушка издала приглушенный стон, приуроченный к выявлению недееспособности горловых мышц, меж которых увязла массивная головка. Прежде, чем у неё началась паника, сопровождаемая трепыханием и тщетными попытками оттолкнуть меня, я с некоторой издевкой, проговорил:
— Тс-с… Тихо-тихо. Ты ж мне сама писала про желание быть оттраханной в рот. Терпи уж теперь.
Поскольку лицо Полины угрожающе побагровело, на лбу выступила испарина, а на правом виске обнаружилась вздувшаяся жила, мне пришлось ослабить хватку и податься бедрами назад. Потеря сознания в исполнении новой бляди в мои планы не входила. Вслед за членом по дрожащему подбородку на белоснежный топ хлынул поток красного вина, не успевшего полностью перебраться из пищевода в желудок. Я никак не прокомментировал сие событие, зато Даша, наблюдавшая за процессом со стороны, зачарованно протянула:
— А-ху-еть…
Предвидя возможные последствия своей грубости и потенциальные возмущения со стороны Полины, я опередил события и добавил брутальности в свой текущий образ. Самое главное было не дать возродиться в шатенке чувству собственного достоинства возродиться. Избежать этого можно несколькими способами. Я избрал простейший из них. Несколько ободряющих и, в то же время, запугивающих пощечин. Затем прихватывание подбородка, с дальнейшим комканьем между пальцев и угроза, произнесенная злобным голосом:
— Сиди тихо, сучка, и не вякай. Будешь скулить — вытащу наружу и еще раз в рот напихаю, но уже при свидетелях, поняла?
Перепуганная Полина поспешно закивала в знак согласия, и я удовлетворенно отпустил её. Затем, не оборачиваясь, протянул руку Даше:
— Давай заготовку. А ты, сучка англо-говорящая, рот пошире открой и жди. Сейчас поглядим, насколько ты усвоила то, что тебе понятно (это уже к Полине обращение).
В том, что шатенка выполнит практически любой мой каприз сомнений, даже самых малейших, не было. Я заранее знал (из детальной переписки стало ясно), какой к ней нужен подход. Бескомпромиссный, жестокий, хамский. Правда, не здесь и не сейчас я его использовать собирался. Однако же сложилось так, как сложилось, низкий поклон Дашке — «Б-5». Сама-то она подобной дрессировке, на первых порах нашего знакомства, не поддавалась. К её капризной натуре, в своё время, иной ключик был подобран.
Даша и до знакомства со мной была шлюхой, совершенно не стеснявшейся заявлять об этом во всеуслышание. Но шлюхой, парадоксально, гордой и независимой (а еще расчетливой, стервозной и меркантильной, это уже мои личные умозаключения, она себя таковой не считает). Где, с кем и каким способом трахаться сама выбирала. Тем не менее, у меня получилось растолковать ей, что для других парней она может быть, кем заблагорассудится, но для меня она — блядь в чистом виде. Бесправная, безнравственная и доступная. Следовательно, и взаимоотношения между нами должны быть соответствующими.
Поначалу она всячески протестовала, но в итоге сдалась, и поселилась в моей табели о блядях на долгие годы. С тех пор брюнетка стала доступна для меня и ряда моих друзей во всех возможных опциях. В любое время дня и ночи. За исключением, как уже поминалось, однополого секса. Для сторонних же претендентов на её прелести, она так и осталась избалованной, взбалмошной особой, готовой как «давать», так и «обламывать» сугубо на свое усмотрение.
Именно так, на свое усмотрение, она и ныне действовала, добывая новый экземпляр для моей коллекции. Проявленным рвением, похоже, была весьма горда. Всю работу за меня проделала, оставив напоследок несколько самых приятных штрихов, которые мне следовало черкануть собственноручно в книге жизни Полины Ильченко, Прохорчук в девичестве. Львиную долю сих записей я уж начертал размашисто, оставалась последняя. Самая витиеватая, с мудреным вензелем в конце.
Смысл росчерка заключался в двух «заготовках», полученных из рук Дашки-распутницы. Это были небольшие клочки туалетной бумаги, упомянутые ранее. После того, как я вручил их брюнетке, она очень старательно обратила их в своеобразный предмет фетиша. Каждый из лоскутов был любовно заправлен в задний проход и во влагалище. Полученные комочки извлечены наружу и переданы мне. Процесс происходил в режиме демонстрации, на глазах, ошарашенной развитием событий, Полины.
Когда я небрежно закидывал бумажки в её торжественно распахнутый рот, она смотрела на меня, как на умалишенного ученого, проводящего сомнительный научный опыт. В связи с этим было бы уместно назвать её подопытным кроликом. Но вместо этого она услышала иную скабрезность.
— Будешь сегодня корзиной мусорной, урной, — язвительно усмехнулся я, и взялся рукой за член, лоснящийся слюной испытуемой вкупе с остатками красного вина.
Второй рукой придержал подбородок Полины, чтобы та рот закрывать не спешила. Заодно и к пунцовой головке вплотную голову подтянул. Совершая ритмичные движения пальцами по крепкому стволу, в два счета довел себя до оргазма и, запрокинув голову, с бесшумным содроганием тела, стал изливаться в распахнутые уста своей новой послушницы.
Порционные выбросы белесой жидкости походили на легкие истребители, усаживаемые ловким авиадиспетчером на взлетно-посадочную полосу военной базы «Б-1903». Вдогонку четверке стремительных штурмовиков из мочеиспускательного канала была выдавлена, и стряхнута вниз пара одномоторных самолетиков «Сessna» из числа гражданской авиации. По завершению посадки смешанной эскадрильи, авиадиспетчер в моем лице блаженно отвалился на боковую стенку и перевел дух.
Едва схлынули волны неги и томления, я вновь стал грозен и деловит. Безусловно, для приведения себя в порядок можно было воспользоваться туалетной бумагой, находившейся под рукой в избытке. Но это было неинтересно. В мой крутонравный образ куда гармоничнее вписывался иной способ наведения марафета. Я потянул край запачканного топика Полины, и воспользовался им, вместо полотняной салфетки. Нагло завернул в материю обмякший пенис, и насухо вытер его. Тот же номер провернул с опустошенной мошонкой и заслюнявленным анусом.
Посмотрел на Полину, что она? Полный порядок. Сидит смиренно, с напиханными в рот бумажками. Бытовая целлюлоза охотно впитала часть густой спермы, и сделалась грязно-бурого цвета. Теперь, когда в паху был полный порядок, можно было натягивать штаны и завершать боевое крещение Полины. Ширинку застегивал намеренно долго, издевательски перешептываясь с довольной Дашкой о походе в кино на Бекмамбетовского «Президента Линкольна: Охотника на вампиров». Благо, кинотеатр находился здесь же, в торговом центре, и сеансы шли один за другим.
Оправившись, наконец, я воззрился на Полину, пребывающую в состоянии испуга.
— Чего сидишь, родная? Жуй, давай.
Шатенка изумленно скосила на меня обескураженные глаза, полагая, вероятно, что ослышалась.