— Ну, ты Маруська, дитя совсем! Ты что не знаешь, наш кузнец Маркел всех баб имел. И не только баб
— Как имел?
— Как тебя имел, во все отверстия. К нему бабы бегают аж с других деревень остудить жажду женскую, а про нашу деревню и говорить не чего..
— И ты что ль, была?
— И не раз. Только он мне не подходящ. Великоват для меня его зверь.
— А ты говоришь — не раз..
— Так я как увидела его молот, не могла оторваться — целовала, лизала. А как он меня оседлал, чуть не померла. А на следующий день опять пошла, хоть и болело нутро. А потом еще и еще. Пока ходить не смогла. Мамка моя сразу все поняла. Отругала, говорит, что с ним только после родов можно дело иметь, а то помереть можно..
— А ты думаешь, он придет на праздник?
— Конечно, придет. В прошлом годе он и баб и парней молодых ловил. Всех своим естеством неугомонным угощал. Так некоторые парни весь год к нему в кузню ходили «помогать». — Дашка залилась смехом.
Маруся пригорюнилась и молча шла.
— А ты что влюбилась? Забудь его. Сегодня ночью можешь парня подобрать себе. Какого хошь!
За деревней, на большой поляне, около дубовой рощи уже собрались девки и парни. Были и замужние и женатые. В этот день можно было любиться с кем хошь, хоть с отцом — матерью.
Посреди поляны мужики собрали костер большой. Был слышен смех, песни.
Вот в круг вышел дед Пимен и громко сказал:
— В этот день и час надоть выбрать из девушек одну, котора будет у нас Матерь Жива!!
Стали выкрикивать разные имена девушек.
— Встаньте, девки, в хоровод! Смотреть буду!
Девушки со смехом выстроились в хоровод и затянули песню:
На дубу на ели русалки сидели
ма ю, маю, маю зеляной (у)
Русалки сядели, рубашки прасили
Дев (ы) ки — маладухи двайти падавание
Хоть порым — поренье, ды бялым — бяленье
А дед Пимен пошел выглядывать, а с ним еще деды какие-то. Парни стояли в сторонке. Шутки бросали, девок зазывали. Вдруг они остановились и руками на Марусю показывают. Она не понимает, что делать, а Дашка ее толкает, говорит, мол, иди тебе выбрали Живой в этот год быть.
— Какой Живой? — удивилась Маруся