Мне, как профессионалу, не делал чести факт, что я так возбуждался, читая её дневник. Я честно пытался абстрагироваться от сексуальных откровений, которыми изобиловал этот жизненный протокол и старался отправлять их прямиком в аналитическую часть своего ума, но моё мужское естество раз за разом отзывалось и я не мог с этим поделать ничего.
«… Я почувствовала его руки на своих бёдрах — он мягко потянул меня назад, задрал юбку, стянул мои трусики, посадил меня себе на колени и его член вошёл в меня со сладкой болью. Я развела свои коленки, насаживаясь глубже и наслаждалась лаской — он нежно целовал мою шею, скользя по коже горячими губами и его пальцы быстро расстегнули мою блузку.
Подняв локти, я гладила его коротко стриженый затылок, льнула к его груди и он мягко толкал меня в спину своим дыханием. Его руки проникли под тонкую ткань и страстно сжали мои груди, вминая в них прозрачный, нежно-розовый бюстгалтер и пальцы сдвинули вниз кружева и с вожделением скользнули по моим напрягшимся соскам. Неподвижно сидя у него на коленях, я ритмично сжимала в себе его твёрдый ствол и чувствовала, как в изнеженную кожу моих бёдер вдавливается грубая, пыльная ткань его спецовки…»
Да-а, зачем же она всё это расписывает так подробно? Не похожа она на сексуально озабоченную бабёнку… Её наружность, вся пропитанная утончённой женственностью производит очень приятное впечатление: миловидное, интеллигентное лицо, красивая и стройная фигурка. Я когда в первый раз её увидел, шутя прозвал «Лорелея» — то ли оттого, что она показалась мне романтической героиней, то ли из-за её длинных, густых, сияющих волос, скромно стянутых на затылке в большой пучок.
Припоминая ознакомительное интервью, я словно сейчас вижу её большие, прозрачно-синие, редкой красоты глаза, кабы не портило их отрешённое, безжизненное выражение. Она сидела передо мной, спокойно и с достоинством облокотившись на спинку и вежливо смотрела мне в глаза, дополняя своё упрямое молчание этим пустым и равнодушным взглядом. Вообще-то, с момента поступления никто не слышал от неё ни слова.
Пациентку доставили по скорой — авария была серьёзной, но «травма» доложила о почти полном отсутствии физических повреждений: разбитая ею, баснословно дорогая тачка, напичканная подушками, спасла её. К нам пациентка была переведена по причине случившегося с ней тяжёлого нервного срыва, в который верилось с трудом, так как она всегда была спокойна и холодна, как мрамор.
Листая историю болезни, я наконец нашёл то, что искал и набрал номер. Поздоровавшись, я представился и коротко назвал причину своего звонка. Мой собеседник помолчал и наконец, ответил:
— «Доктор, я очень занятой человек. Если вы так уверены, что мой визит необходим, то я приеду, но — уговор: я отложу дела, а потому, прошу не отменять визит. Вы понимаете меня?» — у опекуна Лорелеи был такой особый голос, что как-то не захочешь возражать.
Чего тут непонятного? Я пообещал.
Рабочий день кончался. Я запер ординаторскую и зашёл в палату Лорелеи. Она сидела и смотрела в окно, совершенно игнорируя моё появление. Подойдя вплотную, я сообщил ей приятную новость, в надежде отвлечь её от непрерывной самопогружённости.
Очевидно, смысл сказанного дошёл до неё с некоторым запозданием. Когда санитары добежали до палаты, пациентка сидела на полу, забившись в угол и с выражением панического ужаса в залитых слезами глазах, запинаясь всхлипами, читала 22-ой псалом Давида:
— … Господь подкрепляет душу мою, направляет меня… на стези правды… ради имени Своего… Если я пойду и долиною смертной тени… не убоюсь зла,… потому что Ты со мной…
Был ли это клинический случай? Если и был, то очень редкий. Поддержка близких — самая большая ценность попавшего в беду. Этой душевнобольной здорово повезло — её опекун заботился о ней самым тщательным образом. Благодаря ему, она была избавлена от прелестей бесплатной медицины и бытность государственной психушки ей не грозила. Будучи человеком состоятельным, он обеспечил ей отдельную палату, уход и личного врача.
Став её лечащим врачом, я был весьма заинтересован — нет, не только солидным гонораром. Моя научная работа о коррекции шизоидных состояний отчаянно нуждалась в нестандартном материале.
На следующий день я навестил мою Лорелею. Она лежала, как мёртвая, своей бледностью сливаясь с белизной постельного белья. Подойдя к койке, я молча стоял и смотрел в её бесстрастное лицо. Неожиданно, её глаза открылись и я вгляделся в эту синь. Она сказала: — Я отвечу на все ваши вопросы, расскажу вам всё, что вы хотите знать. Сделайте так, чтобы у меня не было никаких посетителей.
Что я ответил? Я солгал.
Она сидела на стуле, спиной ко мне и смотрела в рассветное небо за окном. Я глянул на её изящную шею и упавший на неё тонкий, мерцающий локон, включил диктофон и начал собеседование. После длинного ряда обязательных вопросов, я перешёл к насущному. Чтобы не пересказывать, включу запись. Вот, с четырнадцатой минуты…
— Что послужило причиной аварии?
— Я разочаровалась в любви.
— Вы состояли в близких отношениях с мужчиной или с женщиной?
— С мужчиной.
— Как вы познакомились?
Пауза…
— Нехорошо познакомились. Он изнасиловал меня.
— Как и где это случилось?