— Это кто ж придумал? Он?
— Да нет, вместе так решили. Надоело мне, Аня, олигофренов учить. О лингвистике я с супругом и дома поговорю в удовольствие. А работа проститутки мне вполне подходит. Сплошной праздник, да за него ещё и деньги платят. А как я его сейчас поимела…
Глаза Викизакатываются от приятных воспоминаний, на шее багровеют ещё не запудренные засосы. Она пьяна и прелестна. Повезло Шульце!
Вика уходит в залу, а я остаюсь отходить от проказливого карлика. С трудом поднимаюсь, моюсь, привожу себя в порядок, падаю камнем на кровать и расслабляюсь.
Около пяти фрау Дорт звонит и предлагает мне спуститься в залу. В попе ещё свербит, но ничего не поделаешь, я тут себе не хозяйка. Нацепляю казённые чёрные чулки и лифчик и сползаю в залу. На удивление много народа. Меня тут же цепляет какой-то крепкий блондинистый парень и, несмотря на мои попытки заманить его в бар, тащит меня прямо в нумер. Здесь он первым делом закуривает и предлагает мне. Отказываюсь, я не курю сама, хотя и терплю, когда это делают другие. Он как-то странно глотает дым, я такого никогда не видела, а потом просит меня открыть рот и вдувает струйку этого дыма в меня, тут же прихлопнув мою челюсть. Кашляю. Дым странный, не табачный. Клиент пристально смотрит мне в глаза и странно лихорадочно смеётся.
Веселье почему-то начинает разбирать и меня, я начинаю делать глупости. Отбираю сигарету у клиента и уже сама нарочито затягиваюсь. Он хихикает и тычет в меня пальцем, отбирая сигарету. Боремся за неё, затягиваясь по очереди пока она не сгорает. Дальнейшее помню плохо. Вот я спускаю с него брюки и делаю ему минет, он смеётся. Вот он приковывает меня к спинке кровати, щекочет, нам смешно, я возбуждена. Вот он как-то медленно и торжественно имеет меня. Кажется в презике. Или нет. Да всё равно! А нет, в презике, вот он валяется. Теперь прикован он, и я со смехом охаживаю его плетью. Он тоже смеётся. Почему? А, так это же он и попросил. Он так привык у себя Зеебрюгге. Стоп, Зеебрюгге — не Германия. Он что голландец? Или бельгиец? Не важно, надо потрахаться! Так, где у меня презики? Разбегаются, паршивцы. Зато клиент не разбежится: прикован, вон лежит, смеётся! Сейчас я тебя. Вот так, поехали.
Скачу на нём, а он ласкает мои груди. Что то мало меня трахают, зад чешется! А мы туда бутылку от коньяка, горлышком, горлышком! Эх, где ты, карлик с толстым хером! А этот гусь чего разлёгся, пусть работает! Отковать его. А ну, вот тебе моя чудесная попка, вставь ко маленькой Лотте, чтобы искры из глаз! А в киску я вибратор воткну. Ох, как хорошо. А теперь плохо, меня тошнит. Клиент как раз отстрелялся, смеётся, что-то лопочет, деньги кладёт на тумбочку, а я в обнимку с биде, крокодилов пугаю.
Входит фрау Дорт
— Лотта, что случилось, девочка? — видит меня блюющую, тянет носом, потом изучает окурок в пепельнице. Пощёчина, искры из глаз!
— Дура, шлюха, наркоманка! Где ты взяла? Зачем обкурилась? Жить надоело?
Я ничего не пойму. Фрау Дорт немного приходит в себя и соображает, что ещё ни разу не видела меня с сигаретой. Тем более с такой. Оказывается, последний клиент угостил меня некоей травкой, вот и последствия. Разобравшись, что случилось, мадам прощает меня и приносит соболезнования. Ей жаль такую хорошую девочку, ставшую украшением её заведения за считанные дни. И она не позволит девочке скуриться и сколоться в цветущем возрасте. Вот скурвиться — пожалуйста. А наркотики употреблять не надо. И дышать чем попало не надо. И колоться. Приходим к консенсусу и я, сдав выручку, остаюсь предоставленной самой себе. Смена окончена. Пора спать…