всё скоро паутиной зарастёт! Как же я хочу трахаться, Вер, ты не представляешь! Каждый день об этом думаю!
Тёть Вера ей что-то ответила, мама недовольно проворчала:
— Делать мне нечего, покупать всякие члены резиновые. Вон огурец в гандон засунула и готово орудие.
Они обе расхохотались, а у меня челюсть до груди отвисла. С этой стороны я свою маму видел впервые, а точнее слышал. Вот значит о чём разговаривают наши мамы, пока мы не слышим. Ужас какой. Никогда бы не подумал! А они продолжали:
— Да с кем тут?! — жаловалась мама. — Все друг друга знают. Ни одного мужика свободного, только женатые, да алкаши. Не хочется лишь бы с кем, понимаешь.
Тёть Вера ей что-то долго рассказывала, а мама слушала, накручивая на пальцы свои лобковые волосы. Это выглядело так интимно, что у меня набух бугор в штанах. Она так вальяжно развалила свои мясистые крепкие ляжки, что я не мог оторвать от них взгляда. Наконец мама сказала в трубку:
— Да тебе этого не понять. Ты сто лет замужем. А я уже три года мужика в себе и на себе не ощущала! Тот последний был никакой, помнишь? Сунул, высунул и до свидания. Нахрен мне такой мужик не нужен. Мне бы покрепче, чтоб член стоял колом и трахал долго и резво! Где такого сыщешь? Мне скоро полтинник стукнет. Эх… Ладно, надо мне идти обед готовить, а то скоро Ванька домой придёт.
Тут-то я и рванул по-тихому из дома. Посидел во дворе минут десять, а потом зашёл домой, как ни в чём ни бывало. Мама варила суп, стоя у плиты. Халат уже застёгнут, светлые волосы убраны вверх на затылке. Мне всегда нравилась её шея. Тонкая, лебединая, женственная. Мама повернула голову и улыбнулась тёплой материнской улыбкой, как будто несколько минут назад не изнывала от жара в промежности.
— Пришёл? Садись обедать.
После того случая я стал внимательнее присматриваться к ней. Славка был прав, ей не хватало мужика. Я потом долго искал по дому огурец в гандоне, да так и не нашёл. Может она шутила? Или тщательно заметала следы. Я бы уверен, что она мастурбирует, пока меня нет дома или по ночам. Все женщины делают это, но никогда не признаются.
____________________
Ну а теперь вернёмся к тому роковому дню. Это было начало июня. У меня начались долгожданные каникулы. Я сидел во дворе, изнывая от жары и смазывал цепь своего велосипеда. Мама вышла во двор и сказала:
— Надо, чтобы ты сходи в магазин, продуктов на неделю накупить.
— Ну мам! Сходи сама.
— Нет! Ты пойдешь! Надо помогать маме.
— Ну блин!
— Никаких разговор! Вот деньги, дуй в магазин!
Спорить с ней дело неблагодарное. Никогда не переспоришь, можно было только нарваться на грубость. Заводилась она в последнее время с пол оборота.
Ну я и пошёл в магазин. Накупил продуктов, заполнив два огромных пакета и потащил их домой. Идти нужно было около километра, не очень далеко, но с такими пакетами этот километр растягивался на десять миль.
И вот прохожу я мимо автобусной остановки и вижу до боли знакомое лицо. На лавке сидит хмурый парень в чёрной майке, чёрных штанах и со спортивной сумкой. В зубах дымится сигарета. Он смотрит на меня, а я на него. У меня первого приходит узнавание.
— Колян? — вылупляю я глаза.
Он хмурит брови, разглядывая меня. Не узнаёт. Ну ещё бы. Кто я такой? Один мелкий пацан из его прошлого. Но тут он поднимается с лавки и тычет в меня пальцем, сощурив один глаз.
— А я тебя помню, — говорит он. — Погоди, погоди… Славик! Нет! Ванёк! Да, точно! Ванёк!
Я расплылся в широкой улыбке. Мне дико польстило, что он меня помнит. Я смотрю на него и улыбаюсь, кивая.
— Ага.
Он очень изменился. За два года проведённых в тюрьме он подрос и подкачался. Плечи стали бугристыми, руки плотными, предплечья широкими. Чёрные волосы были коротко острижены. На правом плече татуировка в виде пятиконечной острой звезды.
— Давай помогу, — неожиданно предлагает он.
Забирает у меня пакеты.
— Захвати мою сумку, — говорит.
Я накидываю на плечо его спортивную сумку. Она лёгкая, видимо вещей там немного. Мы идём к моему дому. Для него эти два пакета ноша детская. Он легко их несёт, даже дыхание не сбивается, а в зубах ещё и сигарета.
— Ты вышел, да? — спрашиваю я.
— Да. Сегодня утром. Два года проебал за решёткой, теперь учиться заново жить. А жить негде.
— В смысле?
— В прямом епт. Батя мой мудила продал дом и свалил к своему брату в Тамбов. И чё мне блядь делать? Ни кола, ни двора.
— И что ты будешь делать?
— А я ебу, малой? Хер его знает. Надо где-то перекантоваться с месяцок, пока работу не найду. А там сниму хату. Да вот только негде.
И тут я совершил свою роковую ошибку. Я был так горд, что бывший местный авторитет, гроза района, помнит меня, что ляпнул:
— Ты можешь пока пожить у нас. Мы с мамой вдвоём живём. Дом большой, места хватит.
— Хм… — задумался Колян. — А твоя матуха против не будет.
— Я её уговорю, — решительно заявил я.
Мы пришли ко мне домой. Я окликнул маму. Она вышла во двор и удивлённо нахмурила брови.
— Это кто?
— Здрасьте, — бросил Колян, окинув её взглядом с ног до головы и едва заметно ухмыльнувшись.
Я объяснил маме всю ситуацию, наивно полагая, что она войдёт в положение. Но ошибся. Она больно сжала мою руку и оттащила в сторону.
— Ты с ума сошёл?! Приволок домой уголовника! Ты головой думаешь?!
— Эй, дамочка, я всё слышу вообще-то, — хмыкнул Колян.
— Какая я тебе дамочка?! — строго посмотрела на него мама.
— Довольно горячая, — усмехнулся он.
Мама возмущённо охнула, а я прыснул от смеха.
— Слушайте, тётя…
— Светлана Александровна, — поправила его мама.
— Хорошо, Светлана… Александровна… Я не хочу доставлять вам проблем, но мне реально негде жить. Всё, что рассказал ваш пацан, это правда. Дела мои обстоят хреново. Не хочу стеснять вас, мне бы месяцок только перекантоваться, а потом найду работу и свалю. — Он прошёл мимо мамы и указал в сторону огорода. — Вон у вас забор обвалился. И трава не кошена. А это что за брёвна?
— Баня, — ответила мама. — Недостроенная.
— Баня — это хорошо. Давайте так. — Он повернулся к моей маме, остановившись в нескольких сантиметрах от неё. Он был на пол головы выше её. — Вы даёте мне кров, а я обещаю всё делать по дому и огороду. Забор поправлю, траву скошу, баню вам даже дострою. Мне работать руками невпадлу. Только укажите, что делать.
Мама колебалась, это было видно по её бегающим зелёным глазкам. Он окинула взглядом огород, посмотрела на Коляна, на меня и снова на него.
— Всё сделаешь? И баню?
— Торжественно клянусь, Светлана.
— Александровна.
— Как скажешь.
Мама нахмурилась.
— Ладно. Ваня, иди покажи ему свободную комнату.
Я был рад, что мама разрешила. Круто же, что такой крутой пацан, как Колян, будет жить с нами! Я надеялся, что меня теперь будут уважать во дворе, типа он мне теперь как брат.
Колян приступил к своим обязанностям сразу же. Только кинул сумку на кровать и в огород. Мама переоделась в рабочую одежду: серые старые лосины, кроссовки и белую майку. Она показала Коляну где инструменты, а сама пошла в земле ковыряться.
Я ему помогал, подавал доски, гвозди. Крепкий он был парень, завидовал я ему, глядя, как обливаются потом его бугристые мышцы рук. Он ещё и футболку снял. Тело сухое, подтянутое, с широкими грудными пластинами, обросшими короткими чёрными волосами. У меня же на груди едва-едва проклёвывался маленький светлый пушок. На правой лопатке у него была ещё одна татуировка, русалка с голыми титьками. Мне это понравилось, прикольная татуха.
В какой-то момент я заметил, что мама за нами наблюдает, сидя на лавке в тени. Она повязала на голову белую бандану и махала на себя свёрнутой газеткой. Потом отвернулась….