Он кончил минут через десять. Мать стонала под ним, закрывая рот ладонями, вертела задом, вскидывала голову, тёрлась о ствол дерева. И вообще, вела себя как кошка, которая готова гулять. Видел я во дворе таких. Как наступал март все коты, кошки, полудворовые, домашние, дворовые, жившие во дворе, крутились, вертелись, тёрлись друг об друга, стволы деревьев, после чего дикие мяуканье неслось из всех укромных мест. Тяжело дыша, отец сел рядом с упавшей на землю матерью, похлопал по бедру.
— Ну, как?
— Что это с тобой эту неделю? — Мать перевернулась на спину, приподняла себе попку, подсунув под них руки. — Как молодой.
— А я и есть молодой. — Он поцеловал её грудь, вызывая у Максима томление, требовавшее помощи руки. — К тому же, нам не помешает маленькая или маленький.
— Ты хочешь? — Она повернулась на бок, показывая изгиб тела, чётко очерчивавший талию, бёдра.
— Пошли — Отец потянул одежду. — Нам надо привести себя в порядок.
— Андрейка куда-то пропал. — Мать поднялась, стала отряхивать землю, какие-то приставшие листки, с коленок, бедёр.
— Да, не пропадёт он никуда. У него член уже больше чем у меня, а ты всё Андрейка, Андрейка.
— Ой, длинный члена ещё не значит, что в голове есть что-то. — Мать вытащила комочек трусиков из кармана шорт, натянула их, поправила майку. — В последнее время он такой какой-то…
— Сексуально озабочен. — Отец усмехнулся. — В шестнадцать лет самое время трахаться.
— Да? — Она толкнула его в спину. — Сам-то?
— Я? — Отец хмыкнул. — Всякое бывало.
— Ты же говорил, что я у тебя первая? — Они шагнули за кусты и что там дальше я не слышал.
Я стянул шорты, убедился в необходимости быстро их постирать, а затем пошёл к месту, где только что были родители. Там я упал на спину, выпустил на волю мокрого Максима и задвигал рукой, втягивая голой спиной ту самую энергию, которая била меня каждый раз, когда я видел их вместе. Третий раз сперма взлетела высоко, исчезнув в темноте, наступившей ночи, капельки закапали на живот, растекаясь дальше струйками. Полежав голым ещё некоторое время, я поднялся, нырнул в душ. Где я помылся, застирал трусы, шорты и голышом отправился спать в сарай, в сено. Развесив мокрую одежду, я завалился спать в заранее оставленное тут тонкий матрас, одеяло, ощущая, как в теле наступает истома. Да, сейчас спать, а утром, как ни в чем не было, на светлые очи матери и отца. Ох, не прознала бы мать! Она у меня как в гестапо, всё понимает, знает и так далее. Расправы не будет, но, всё-таки, неудобно.
Но заснуть мне не дали. Кто-то захрустел сеном с противоположной стороны. Я напрягся. Если застукают голым?
— А если тут Андрей? — Кто-то говорил шёпотом.
— А он что не мужчина?
— Да, ладно тебе! — Так это Эллада и дядя Костя! Что они тут делают?
— Он где-то в саду спит. Видел его спящим на куче досок.
— Как какой-то безработный. — Она хохотнула.
— Нет, просто парень искал место, где мог спокойно поспать и не слышать вашего трёпа.
— Скажешь ещё! — Она захрустела сеном, хихикнула. — Щёкотно.
— Ой, а что дальше будет? — Он захрустел сеном. — Твоё любимое.
— Ага. — Послышалось шумное дыхание, чмокающие звуки, прерывавшееся вздохами дяди Кости.
— Я тоже хочу. — Чуть запыхавшийся голос Эллады.