— Послушай, давай я тебя о чем-то спрошу, а?
Явно было, что теперь она взволнована и даже чего-то стесняется. Заинтригованный, я кивнул.
— Послушай, а ты когда-нибудь, делал это вот:, — совсем сбивчиво зашептала она.
— Что, что делал? — спросил я.
Люся на секунду замолчала, потом вдохнула, как ныряльщик перед погружением, и выпалила мне в ухо с тонкими брызгами слюны:
— Ты когда-нибудь лизал бабе пизду?
— Ну, да, — ответил я. — Хотите, чтобы я сделал это вам?
— Кому это нам? — захихикала Люся, но было видно, что она очень, очень стесняется того, о чем говорит.
— Тебе, — поправился я. — Конечно, я сделаю это для тебя, это совершенно нормально, и:
— Это у вас, у молодых, может, и нормально, — перебила меня Люся. — А я, может, всю жизнь мечтала, только если б я намекнула хотя бы о таком своему муженьку, царствие ему небесное, он бы прибил меня просто-напросто, потому, как занимаются таким только шлюхи и шалавы, так-то. Сейчас я, покурю только.
Вон оно ка-а-к! Пятидесятилетняя баба всю жизнь хочет самой банальной ласки, но не может даже заикнуться об этом, боясь быть обвиненной черт знает в чем! И это не в средние века. «Какая дикость!» — порадовался про себя я своей продвинутости. Тем временем почти совсем стемнело. Люся курила у окна, и уголек ее сигареты совершал нервные движения к пепельнице и обратно к губам. Я потянулся к выключателю.
— Не включай свет! — резко сказала Люся. — Я стесняюсь. Ну, я готова, что мне делать?
Я усадил ее, как до того сидел сам, на диван, и опустился перед ней на пол. Люся сидела, тесно сжав колени, и мне стоило труда раздвинуть их. Полы халата распахнулись — трусов под ним на женщине не было. Конечно, она не имела никакого представления, что такое интимная эпиляция. Весь ее низ живота чуть не от самого пупка, промежность, внутренняя поверхность бедер были покрыты жесткой порослью черных волос. Видимо, от природы обесцвеченная блондинка Люся была все-таки брюнеткой. Половая щель глубокой вертикальной бороздой разрезала эту лесистую лужайку надвое. Из этой щели далеко наружу выступали, слегка свисая, очень большие сильно пигментированные губы и тоже очень крупный, как маленький пенис, клитор. Тогда я еще не знал, что это — почти стопроцентный признак очень страстной женщины. Я вздохнул, и принялся за дело.
Надо отдать Люсе должное — она была очень чистоплотна, так что, приблизив лицо к месту операции и против воли втянув носом воздух, никаких неприятных запахов я не ощутил. Для начала я взял в рот одну ее губу. Люся напряглась вся, и задышала часто-часто. Я начал сосать вторую ее губу, потом взял в рот ощутимо твердый клитор. Слегка сдавил его зубами и принялся нализывать промежность снизу вверх широкими движениями, оставляя среди густых зарослей волос мокрую, смоченную моей слюной, дорожку. Во рту у меня посолонело, — Люся, как сука перед случкой, практически сразу же потекла, да так обильно, что скоро все мое лицо от переносицы до подбородка было в этой густой смеси ее смазки и собственной слюны. Тем более, что Люся, точно как и я полчаса назад, порывисто схватила меня за волосы, и так вдавила мое лицо в себя, что теперь чуть не задохнулся уже я. Мне показалось, что весь я целиком оказался внутри ее мокрой горячей промежности. Я сдал головой назад, хоть чуть-чуть освобождая нос для дыхания, но полностью освободиться от крепкой Люсиной хватки мне не удалось. Она опять больно дернула меня за волосы, привлекая к себе, и я почувствовал, что губами уперся прямо в дырку ее ануса. Она была вся в смазке, мокрая и податливая, и я начал лизать ее, проникая насколько возможно, вовнутрь. Тут часто и тяжело дышавшая Люся, казалось, перестала дышать совсем, и вся напряглась. Потом вдруг резко выгнулась вся, сдавила ляжками мне голову так, что я практически перестал слышать, и с долгим протяжным полукриком, полустоном: «Ой, бля-я-я-я-я-а-а-а-дь!», кончила. Еще пару секунд после этого она так и сидела, сжавшись в комок, вцепившись мне в волосы и сжав виски коленями, потом мгновенно обмякла, и вся расслабленно растеклась по дивану.
Не знаю, доставлял ли я когда-нибудь кому-нибудь удовольствие, большее, чем тогда Люсе. По крайней мере, налице у нее расплылась улыбка такого блаженства, которое сыграть невозможно. Не знаю, как вас, но меня жутко возбуждает самый вид кончившей партнерши. Я только на секунду вскочил, чтобы умыться и прополоскать рот, и сразу же вернулся к дивану. У меня все вовсю стояло. Недолго думая, я опять опустился на колени, и засунул член в Люсю, и: ничего не почувствовал. В ее безразмерном влагалище я ощутил себя маленьким человечком внутри Мамонтовой пещеры. Моего негигантского инструмента здесь было явно мало, — все равно, что шурудить в печке тонким прутиком. Я даже сам не смог бы кончить — вокруг члена был просто вакуум какой-то. Недолго думая, я вынул, приставил член к ее заднице, и сильно толкнул, сразу пробуравив ее чуть не на всю свою длину. Люся только выдохнула: «А-а-а-х!», и вцепилась пальцами в край дивана. О, вот здесь все было плотненько, в самый раз! Я надавил еще, засадив до конца. Люся застыла с распахнутым ртом и выпученным глазами. «Сколько же сегодня нового для нее», — подумал я, но тут криком: «Ну, давай же! Засунул, так еби!» — Люся вернула меня к прерванному на секунду занятию. Долго упрашивать меня было не надо.
Люся вошла во вкус. Она потребовала, чтобы я говорил вслух, что я делаю, и я шептал ей на ухо, что я ебу ее, что засовываю хуй ей в жопу, и всякую другую матерную похабель. Удивительно, но это очень возбуждало! Я кончил, и кончила она. После этого мы сидели в темноте и курили, потом пили шампанское и теплую водку. Люся снова неумело делала мне минет. Я запьянел, и практически ничего не чувствовал, но она сосала у меня, наверное, час, и я все-таки опять кончил. Потом мы целовались, я ласкал ее рукой, засовывая кисть все глубже и глубже ей во влагалище, пока не залез по самое запястье. Спьяну мне пришла в голову идея сжать там у нее внутри пальцы в кулак, и я сделал это. Люся опять кричала и билась в конвульсиях. Мы закончили уже глубокой ночью. Я буквально засыпал. Мне домой было не обязательно, и Люся заботливо постелила мне на диване.
— Ну спи, ебарь — террорист. А я пошла, — сказала она. — Дверь я запру, утром никуда не высовывайся, пока не приду, понял? Поссышь в рукомойник.
Я кивнул и практически мгновенно провалился в сон. То ли мне показалось, то ли Люся на самом деле от двери вернулась к дивану, склонилась надо мной и поцеловала в лоб.
Премию она мне выписала по максимуму.