— Да ладно… Да, конечно… — раздражение потихоньку закипало в физручке. — Но с директором мы… как?
Светка, вытирая остатки слез, взглянула на женщину, не понимая, что ей нужно, ибо даже четверка в четверти — всего лишь неприятный, но не фатальный результат. Александра Петровна дробно постукивала пальцами по столу и, закусив уголок губы, изучала дневник. И для Светки стало неожиданно ясно, что дневник она изучает так, для виду, а на самом деле, она ждет чего-то другого… Но чего?
— Александра Петровна, — решительно начала Комарова еще слегка дрожащим голосом. — У меня с собой есть двадцать рублей…
Физручка перевела мрачный взгляд с дневника на ученицу, и снова принялась читать линованные страницы как какой-то роман. Светка замолчала, чувствуя, что попытка откупиться деньгами не прошла.
— Света, — со вздохом сказала Александра Петровна. — Я человек, слава Богу, не бедный и твои гроши для меня ничего не значат. Мой муж зарабатывает достаточно. Мне твои взятки не нужны…
— Тогда что вам нужно? — голос Светки приобрел твердость. Она шмыгнула носом и спрятала руки за спину.
— Твои трусики…
Светка словно пробежала на полном ходу мимо нужной двери. Она мысленно вернулась к последним словам учительницы и почему-то не удивилась. Все социальное возмущение, навязанное половым воспитанием, буквально встало на дыбы, но оказалось не в силах справиться с мощным потоком возбуждения живой, не отягощенной моралью плоти, где чувственные сенсоры являются главными, где человеческое воображение необходимо всего лишь для разыгрывания разных сексуальных сцен, а тут такое же, но… в реальности.
Задохнувшись от лавины мурашек, скатившейся с затылка, Светка нерешительно потопталась на месте, незаметно пожала плечами и наклонилась, чтобы развязать кроссовки.
— Нет, Света, — протестующе выбросила ладонь вперед физручка. — Я сама… Сама.
Голос женщины выдал в ней похотливое желание, чего Светка никогда в Александре Петровне не замечала, и даже не представляла. Взрослая женщина с трепетом развязывала и снимала кроссовки с ученицы, стоя перед не на коленях — такое могло разве что присниться. Но уже стоя босиком и наблюдая за тем, как медленно стаскиваются синие тренировочные штаны со своих ног, Светка все больше ощущала, что ей это начинает нравиться.
— А зачем вам мои трусы? — немного язвительно спросила Светка, когда теплые руки физручки коснулись белой каемки ее нижнего белья.
— Для коллекции… — пояснила учительница, замерев на секунду.
А потом белые трусики поползли вниз, открывая внимательному взору Александры Петровны порядком оволосившийся лобок Комаровой. Пахнуло легким амбре пота и женских гениталий, и Светка смущенно крякнула.
— Ничего, ничего, ничего… — приговаривала учительница непонятно кому, то ли себе, то ли своей «жертве».
Еще через пару мгновений тонкая ткань Светкиного нижнего белья исчезла в кожаной сумочке физручке и была крепко застегнута «молнией». Судьба двойки по поведению была решена. Одевая Комарову, Александра Петровна рассказала, что Светка всегда ей нравилась и что даже если бы она заупрямилась, то директору эта запись все равно бы не попала. А теперь она не попадет даже ее родителям.
— А кто твои папа и мама? — поинтересовалась физручка, пряча сумку в укромное место, а именно под свою куртку.
— Мама у меня работает в библиотеке, а папа — дальнобойщик, — охотно ответила Светка, подтягивая штаны. — Ну, я пойду?
Александра Петровна неожиданно ласково улыбнулась и сказал «конечно!». И Светка пошла переодеваться,и там, в полутемной комнате, она с восхитительным стыдом и возбужденным любопытством натянула колготки на голые ноги и такую же голую задницу. Синтетическая ткань приятно обтянула волосатый низ живота девочки, легонько впиваясь между ягодиц. Одетое платье и мысль о том, что под ним практически ничего нет, а платье довольно коротковато, привело девчонку в радостное настроение, хотя в любой другой бы день вся эта история показалась бы полным Армагеддоном.
Глупо хихикнув, Светка закинула на плечо сумку с учебниками и тетрадями и вышла вон из споривного зала. Из зала, где в тишине своей затхлой каморки, заваленной баскетбольными мячами и лыжами, замерев за своим столом, как паук в паутине, строгая и даже злая Александра Петровна довольно рассматривала свой новый трофей, изучала и может быть даже его нюхала…
Глава четвертая Павел Иванович изо всех сил сжал толстый клык бампера на его «Камазе». Металл нагрелся на солнце, но не обжигал, потому что стоял октябрь на дворе, «бабье лето». Его увесистые руки с грубыми мозолями на ладонях слегка подрагивали, а голова качалась вперед и назад.
Комаров наслаждался болью в заднице…
Честно говоря, эта боль не была чем-то уж сверхстрашным, ибо анус мужчины был разработан прилично. В долгих поездках, наслушавшись страшных историй о «плечевых» — проститутках на дорогах, о том, какую гадость можно схватить от них (что для женатого Павла Ивановича было вообще неприемлемо), Комаров решился на шаг, давно им вынашиваемый, но пока ни разу не осуществленный. А именно: сорокалетний водитель предложил заняться сексом вместе со своим напарником — долговязым и нескладным Виталькой. Соломенные волосы Витальки очень нравились Павлу Ивановичу, его привычка рывком убирать их назад, глуховатый голос и отсутствие тяги к куреву. При всем при том, Комаров не считал себя гомосексуалистом и краситься там, носить бабские тряпки он не собирался. Но в далекой поездке, где нету выхода желанию, подчас очень сильному, так как хоть «плечевые» и опасны, но такие цыпочки…; так вот в таких поездках хочешь — не хочешь, а «спускать» надо.
Павел Иванович был мужчина осторожный. Сделав несколько дальних рейсов вместе с Виталькой, убедившись, что тот парень хороший, наслушавшись от него разных баек и анекдотов о «голубых», под веселую руку шутливо предложил заняться сексом. Виталька тогда от души рассмеялся и так же весело согласился. Но когда рука Павла Ивановича оказалась вместо руля на бедре напарника, тот вдруг перестал смеяться, стал серьезным, хотя руку мужчины не скинул.
Комаров принял это как знак согласия.
Тут же на дороге, не сходя с трассы далеко, Павел Иванович умело сделал минет Витальке. Это был его первый минет в жизни. И поэтому, когда напарник прошептал, что сейчас он уже вот-вот все — мужчина отстранился и принял первый поток спермы себе на ладонь. Потом член Виталика выстрелил еще пару раз и все пальцы Павла Ивановича оказались в липкой белой жидкости, вязкой, издающий резкий рыбный запах. Она капала на пол грузовика, а они оба оторопело наблюдали за этим, пока наконец напарник не опомнился и не вытер ее грязной тряпкой. К запаху сперму тут же примешалась легкая бензиновая вонь. И этот аромат оказался чарующим для мужчин.